13 января 2019
Чрезвычайно интересно выстроенный спектакль представил на сцене театра «Сфера» режиссер Константин Демидов. Основой для драматургии послужили воспоминания и рассказы когда-то очень популярного в дореволюционной России сатирика Аркадия Аверченко. И уверенная инсценировка Виктории Склянченковой позволяет нам увидеть словно бы обратную сторону юмора Аверченко.
Дело, разумеется, не в том, что всегда считалось, будто юморист в жизни – человек чрезвычайно печальный. Главное, заявленный как юмористический, спектакль получился, собственно говоря, трагическим. И неважно, что режиссер сразу ориентирует публику на доброжелательный смешок, перед началом спектакля выпустив актеров в фойе и разыграв одну из самых хрестоматийных сценок Аверченко.
Главное, с первых слов представления мы понимаем, что смеяться-то пока не над чем. Последним пароходом прибыв в Константинополь в 1920 году на мешках с углем, популярный автор оказывается на улице без денег и надежд.
Кстати тут сказать, режиссер замечательно решил эту тему вечного бега миллионов лучших русских людей, вышвырнутых из России революцией. Сцену пересекают рельсы, по которой ездит грузовая железнодорожная тележка. А на ней беспорядочно свалены чемоданы. Этот образ грубого, без всяких перспектив движения неизвестно куда, как бы «делает» спектакль, является его основополагающей осью. Ну, и, разумеется, действенной частью оформления.
Аверченко находит в Константинополе массу знакомых актеров. И девушку из ресторана, которая занимается там неизвестно, а точнее – известно чем. И тонкую трагическую актрису, прекрасно изображающую деревенскую девку в услужении богатых людей. И зарабатывающего ну, решительно всем, актера, и другого, в солдатской шинели, пробавляющегося уличной буффонадой.
И вот Аркадий Аверченко решает свить гнездо для всех этих подбитых перелетных птиц. Он предлагает организовать свой театр. Тут еще одна прекрасная режиссерская находка: предлагая играть в создающемся театре, писатель передает актеру сложенную из бумаги небольшую фигурку птицы, как бы посвящая, возвращая актера из чужой ему жизни не только к вечному перелету, но и вновь посвящая его в вечное чудо искусства. Чудо, полное и смеха, и муки. Это своего рода причащение. Прием в стаю.
Кстати тут сказать, коль скоро мы заговорили о театре в театре, как о разнимающейся русской матрешке, приходится здесь констатировать непреложный факт: играют несчастные эмигранты (они же московские актеры) очень хорошо. Просто актерской игры вообще не видно, что всегда является показателем высокого класса и самих актеров, и режиссера.
И вот театр Аверченко открывается в Константинополе, и мы видим ярко разыгранные аверченковские скетчи. Зритель уже забыл, что там, в пьесе, их представляют голодные актеры, что все представление освящено трагической музой Александра Вертинского, чьи песни и чей образ, словно бы образ некоего высшего, надмирного существа, неизменно присутствует в спектакле. Вертинский здесь в белом фраке с перьями, потому что он тоже и Высшее существо, и перелетная птица одновременно. Зритель смеется, ведь жанр представления стал ему понятен и привычен – это действительно непритязательная комедия, господа эмигранты! Скажем, муж пришел домой, а у жены любовник. Это понятно и в Константинополе (не суть важно, что в реальном Константинополе эта ситуация столь мирно вряд ли бы разрешилась). И все в том же духе. Смешно! Смешно!
Но представление – там, в Константинополе 20х гг – заканчивается. Театр закрывается.
И режиссер, и автор инсценировки прекрасно «завершают круг». Так говорится, когда художественное произведение любого жанра состоятельно и композиционно, и стилистически, и каждый персонаж полностью отыграл созданный им самим же образ.
Наступает естественный финал. Актеры вновь садятся со своими скудными пожитками на железнодорожную тележку и уезжают на ней куда-то в небытие – в белое облако, выпущенное в иллюзорную их жизнь все понимающим надмирным Вертинским. Игра закончилась. Жизнь закончилась. Как и в реальной жизни для тех людей, для тех обстоятельств.
По сути, Виктория Склянченкова и Константин Демидов создали высокую трагедию, расцвеченную комедийными персонажами. Спектакль оставляет чувство и высокой грусти, и ничем не замутненной радости. «Печаль моя светла», - могли бы повторить авторы вслед за классиком. И спасибо им за это.
