Постхоррор — одно из главных направлений современного кинематографа. При этом никто не может внятно объяснить, что значит это слово. Сложно сказать, противоречат ли постхорроры обычным хоррорам или наследуют их признаки. Ясно лишь то, что сегодняшнее независимое кино опирается на это направление точно так же, как режиссёры «Нового Голливуда» — на гангстерские истории. При этом каждый автор по-своему трактует рамки и каноны жанра. Но это не значит, что с экранов пропали привычные фильмы ужасов. Разбираемся, что произошло с мировым кинематографом и почему именно хоррор превратился в главный жанр современности.
Парадоксальная гибкость
За последнее столетие сложилось примерное представление о том, что такое хоррор. В стандартном фильме ужасов есть слабая жертва, загадочное зло, саспенс, готовность к открытому финалу, отсутствие счастливого конца, использование детективных элементов. Наличие понятных составляющих упрощало работу сценаристов и создавало надёжную структуру, на которую можно накладывать что угодно.
Удивительно и немного нелогично, но жанр с самым чётким сложившимся каноном даёт художникам больше всего свободы. Режиссёр‑визионер может написать не самый лучший сценарий, но сделать отличный фильм из‑за особого подхода к картинке — так устроены «Зловещие мертвецы». Картины Дарио Ардженто сложно назвать непредсказуемыми, однако он проявлял себя как художник, а не рассказчик, практически не отвлекаясь на сюжет. Хоррор оказался удобной обёрткой для любой истории.
Современные авторы хорроров (или постхорроров) также не ограничивают себя, а потому снимают совершенно разные фильмы. Комедии с социальной критикой (Джордан Пил), психологические драмы (Ари Астер), стилизация под экспрессионизм и использование мифологических мотивов (Роджер Эггерс), боди‑хорроры (Жулия Дюкурно) — между ними мало общего, но их всё равно можно объединить в одно направление. В отличие от романтических комедий, где рамки давили на авторов, ужастики готовы вбирать в себя что угодно. Можно взять хоррор и с лёгкостью превратить его в драму («Ребёнок Розмари»), комедию («Реальные упыри»), детектив («Звонок»), боевик («Судная ночь»), вестерн («Костяной томагавк»), эротику («Юджени») и даже биографический фильм («Шесть демонов Эмили Роуз»). Нет жанра, с которым нельзя скрестить фильм ужасов.
Усиление эмоций
Может возникнуть логичный вопрос: если режиссёры не хотят пугать зрителя, то зачем они вообще снимают хорроры? Дело в том, что использование сверхъестественных элементов и нагнетание эмоций позволяют добавить фильмам глубины, сделать их более метафорическими.
Самый яркий пример — «Прочь» Джордана Пила. В двух словах это история о темнокожем парне, который знакомится с семьёй своей белой девушки. Это ведёт к проблемам из‑за поколенческих и расовых стереотипов, которыми живут герои. В 2023 году вышел фильм «Что за люди», сюжет которого строится ровно на этом же конфликте. Но разница между лентами огромна: герой «Прочь» находится в шаге от смерти из‑за социальных установок, а герой «Что за люди» рискует всего лишь не понравиться родителям подруги. Меняется уровень угрозы, а потому — важность проблемы.
Схожая ситуация и с картиной «Варвар» Зака Креггера. Его феминистский посыл проявляется в злодее — мужчине, который одержим беременными женщинами. Режиссёр мог снять об этом драму, но он понимает, что через призму и тропы хоррора передать посыл будет проще, а эффект окажется сильнее.
Высокая окупаемость
Хорроры долгое время оставались одним из самых удачных жанров с точки зрения коммерции. У фильмов ужасов были десятилетия жёсткой экономии, которая приучала авторов и продюсеров работать в условиях минимальных бюджетов. По этой причине жанр привлекает начинающих режиссёров. Можно придумать хорошую историческую драму, но никто не даст на неё необходимую сумму. Условный Зак Креггер просто напишет сценарий «Варвара» и снимет его за 4,5 миллиона долларов (кстати, фильм собрал в 10 раз больше). Знаменитая студия Blumhouse почти два десятилетия снимает бесчисленное количество хорроров. Многие из них не добираются до кинотеатра, зато успех одной картины обеспечивает прибыль. Например, «Паранормальное явление» с бюджетом 15 тысяч долларов собрало 193 миллиона. А «Ведьма из Блэр» — 248 миллионов при потраченных 60 тысячах.
Низкие затраты на производство позволяют не думать о том, как заманить в кинотеатр миллион зрителей. Впрочем, маркетинг хорроров всё равно уникален: иногда один только образ злодея (или зла) может привлечь людей. В отличие от драм, где огромную роль играют популярные актёры. Следовательно, продюсеры могут не бегать за знаменитостями, уговаривая их снизить бюджет: можно взять хороших, но никому не известных артистов, что в очередной раз позволяет сэкономить.
Сочетание низких бюджетов и потенциальной прибыли, да ещё и при существовании фанатов жанра (а их очень много) позволяет авторам хорроров не беспокоиться о сборах. Как и о фестивалях — с ними режиссёры жанра давно поругались.
Важно и то, что к экспериментам готовы не только создатели хорроров, но и зрители. Стандартный любитель драм или комедий имеет представление о том, что хочет увидеть на экране, в то время как фанат ужастика полностью доверяет режиссёру. Даже если фильм получится странным, то он может предложить что‑то новое.
Вероятно, именно сейчас свежесть и необычность особо ценится аудиторией. Каждую неделю в кинотеатрах появляется либо кинокомикс, либо очередная часть какой‑нибудь франшизы. Зритель, замученный джокерами и доминиками торетто, скорее пойдёт на какое‑нибудь авторское кино, где неизбежно встретится с хоррорами. Придётся полюбить их, если хочется смотреть что‑то новое, но не супергеройское.
При этом не стоит списывать со счетов классические хорроры, ведь и они собирают большую кассу. «Заклятие», «Астрал» и «Оно» чувствуют себя комфортно даже на фоне фильмов Marvel и DC. Выходит, что хоррор — жанр, способный удовлетворить желания как зрителя, идущего в кинотеатр за развлечением, так и запросы киномана.
Пожалуй, в последний раз хорроры были такими же актуальными сто лет назад, когда немецкие экспрессионисты экспериментировали с формой и киноязыком. Современная индустрия вывела фильмы ужасов на первый план банально из‑за того, что их авторы не боятся делать что‑то новое, необычное. Гибкость жанра лишь способствует экспериментам, а возможность использовать метафоры и непривычные образы добавляет картинам глубины.
