Начало прекрасной дружбы
С алкоголем я познакомилась в конце восьмидесятых. Всё произошло утром после вечеринки, которую устраивали родители. Мы с сестрой — ей 9, мне 10 — проснулись раньше всех и отправились исследовать гостиную на предмет выброшенных банок. Важна была методичность подхода: поднимаешь, встряхиваешь, если внутри что-то булькнуло — выпиваешь. До сих пор помню вкус выдохшегося лагера с нотками металла и окурков.
Иногда нам удавалось поймать момент и хлебнуть папиного коньяка, хотя на вкус он был, честно говоря, так себе. Тяжёлая стеклянная бутылка хранилась в недрах комода, по вечерам отец наливал себе бокал и шёл в кабинет, чтобы поговорить по телефону. Во время праздников (дни рождения, например, или рождественский ужин) родители разрешали нам выпивать легально: обычно полбокала игристого.
По-настоящему я попробовала алкоголь, будучи подростком. Заполучить желаемое было делом плёвым, пусть в Великобритании и запрещено продавать спиртное лицам младше 18 лет. В крупных сетевых пабах требуют удостоверение личности, поэтому мы шли в кабаки поменьше, где относятся к этому вопросу без лишней щепетильности. Мой парень был старше, так что в пабе напротив супермаркета, где я подрабатывала по субботам, именно он покупал мне шнапс с лимонадом.
Дни рождения и поездки на музыкальные фестивали — те же пьянки, иногда приобретающие самые причудливые формы и перерастающие в кромешный ад.
В нашем меню были ликёры и алкогольные коктейли. Внешне и на вкус не отличить от лимонада, но действовали эти штуки вернее пива.
Самое интересное началось в университете. Здесь мои отношения со спиртным вышли на новый уровень. Вспоминаю первую неделю после начала учёбы: социофобия и попытки избавиться от неё с помощью дешёвого алкоголя. Это был лишь предвестник грядущих четырёх лет. Типичный вечер пятницы или субботы в общежитии Университета Лидса: в воздухе стоят ароматы парфюма и средств для укладки волос, а мы с соседками впятером сидим на полу кухни и пьём из разношёрстных бокалов и кружек. Разминались дешёвым пивом, а потом переходили на столь же дешёвую водку и красное вино.
Оказалось, выпивка делает всё проще. Не то чтобы алкоголь полностью избавлял меня от страха общения. Утро расставляло всё по своим местам: социофобия возвращалась, а с ней — головная боль и мерзкий привкус курятника во рту. И всё же спиртное помогало мне общаться с людьми, а иногда даже танцевать. Бывало, лишний бокал уносил меня за грань добра и зла. Раз я так надралась, что рвота пошла носом. В дневнике осталась запись — четыре слова, нацарапанных бирюзовой ручкой: «Пьяна + тошнит / бал новичков». Такова жизнь: или вы запихиваете кого-то в такси, или туда запихивают вас. В ходу были и домашние вечеринки: коробка гавайской пиццы и пропахшие сигаретным дымом волосы.
Университет был окончен, я жила уже в другом городе, но привычки по-прежнему оставались со мной. Однажды пьяные похождения завершились обретением фонаря под глазом и прививкой от столбняка — заплетающиеся ноги подвели. Ничего не изменили и серьёзные отношения. С мужем я начала встречаться в 2003 году, а официальными спонсорами нашего общения были лагер и водка. Мы шли в ближайший паб, накачивались пивом, а когда от него уже воротило, переключались на крепкие напитки.
Вообще ничего особо примечательного в этом нет. Не могу сказать, что у меня или моих друзей какие-то проблемы с алкоголем. Да, мы пьём, иногда напиваемся в хлам, а потом страдаем от последствий. Делаем ровно то же самое, что и должна делать молодёжь.
И всё же, имея за плечами 20 лет алкогольного стажа, я стала задумываться, можно ли назвать отношения моего поколения и спиртного нормальными?
Статистика ответила, что до нормы тут далеко. Пик нашего пьянства пришёлся на 2004 год. Британцы за 12 месяцев осилили больше, чем за век до и десять лет после того. Эти потрясающие результаты — заслуга тех, кто родился в восьмидесятых. Условно говоря, нам тогда было где-то в районе двадцати. Ещё ни одно поколение не употребляло так много алкоголя в столь юном возрасте. Что же с нами?
На пути к вершине
Обратимся к статистике и рассмотрим количество алкоголя, потребляемого на душу населения Соединённого Королевства. Расчёт ведётся в литрах чистого спирта на человека. Понятно, что мало кто пьёт неразбавленный этиловый спирт, 1 его литр — это примерно 35 бокалов крепкого пива. В пятидесятых на среднестатистического британца приходилось 3,9 литра спирта. В следующее десятилетие показатель пополз вверх, а к семидесятым делал это всё более уверенно. В восьмидесятых тенденция к росту сменилась затишьем, чтобы к концу девяностых опять рвануть ввысь.
Пик кутежа наступил в 2004 году, когда среднестатистический англичанин за год осилил 9,5 литра — в пересчёте на вино получается более ста бутылок.
Досконально выяснить причины роста и падения этого графика вряд ли возможно, но я беседовала с исследователями, которые изучали наши отношения с алкоголем. На их современное состояние повлияло множество факторов: от экономических проблем и маркетинга до сексизма. Во многих аспектах это история не о том, сколько алкоголя мы употребляем, а о том, кто, что и где пьёт. Итак, всё началось более чем полвека назад в пабах.
В конце тридцатых коллектив исследователей задался целью описать то, что происходит в британских пабах. Результат — книга «Паб и люди». Часть паба, где собирались представители рабочего класса, называлась убежищем: «У основания барной стойки, увенчанной видавшей виды столешницей из красного дерева, тянется полоса опилок шириной в 15 сантиметров. Туда посетители сплёвывают, бросают окурки, спички и пустые сигаретные пачки». Чем заняты гости паба? Разговаривают, думают о всяком, курят, плюют, играют, заключают пари, поют, играют на пианино, покупают и продают всякую всячину — от пирожков до шнурков.
И пьют, конечно. В послевоенной Британии потребление спиртного чаще всего происходило в пабах. Сидели там в основном мужчины, которые обычно пили пиво. За два десятилетия после публикации «Паба и людей» положение дел не особенно изменилось. Совсем другая пьянка началась в шестидесятых: тогда в британской алкогольной культуре наметились коренные сдвиги, а на горизонте всё отчётливее замаячил уже знакомый нам пик кутежа.
Лагер против эля
Частично эти изменения произошли из-за того, что англичане наконец-то оценили напиток, которого долгое время сторонились. Йозеф Гролл (Josef Groll) сварил первую партию пильзнера, лёгкого золотистого лагера, в 1842 году, произошло это в чешском городе Пльзень. Слава о новом пиве распространилась очень быстро, как и оно само, за что поблагодарим стремительно развивавшееся железнодорожное сообщение в Европе. Вскоре немецкие пивовары стали производить свои вариации на тему пильзнера, поэтому из названия именно пльзеньского пива слово превратилось в обозначение нового типа напитка.
Лагер захватывал мир, но британские любители спиртного сохраняли верность светлым элям домашней варки. Они были слабее лагеров с пятипроцентным содержанием алкоголя и вполне соответствовали английским питейным традициям. «Майлд (mild, тип лёгкого пива. — Прим. пер.) содержал около 3% спирта, — пишет автор публикаций о пиве Пит Браун (Pete Brown). — Мужчины, которые работали на фабриках и в шахтах, могли пить пинту за пинтой после работы, утоляя жажду, но не пьянея». Это связано и с системой налогообразования, действующей в Соединённом Королевстве, когда налог на пиво был связан с его крепостью. На скептически настроенных англичан не повлиял даже пример принца Альберта, который во время визита в Германию пришёл в восторг от лагера.
Но развитие алкогольной индустрии не остановить. После Второй мировой пивовары активно взялись за популяризацию лагера. Благодарную аудиторию они нашли в лице поколения, повзрослевшего к концу шестидесятых и жадного до всего нового.
«Лагер буквально взорвал рынок после долгих лет безуспешного продвижения, — говорит Браун. Что же изменилось? — Мы по-прежнему чаще всего пили в пабах, компания по-прежнему была преимущественно мужской, а пиво обладало прежней крепостью. Однажды пивоваренная компания назвала свою продукцию „освежающей“ — впервые в британской рекламе».
Первое время после запуска рекламы дела, по словам Брауна, шли «нормально». Но два необычайно жарких лета — в 1975 и 1976 годах — привлекли внимание потребителей к уникальному качеству пива. Продажи лагера стремительно пошли вверх.
Рекламные ролики обещали потребителям лагер, который «освежает так, как другое пиво не может». Вот, например, сюжет одного из них. Мужчина сидит в кресле и почитывает газету в окружении мебели, накрытой чехлами. Заслышав что-то, он делает вид, будто с головой погружён в чтение. Входит его разъярённая жена: она уезжает, но к её возвращению ремонт должен быть закончен. Услышав, как захлопнулась дверь машины, муж достаёт припрятанную кружку пенного, а в это время его пёс, насвистывая, красит стену зажатым в лапе валиком. Выглядит дико, но до чего по-британски: сварливая жена, непослушный муж и их бобтейл — отсылка к собаке из рекламы популярной в Великобритании марки краски.
Затраты на рекламу себя оправдали. С 1971-го по 1985-й годовые продажи эля и стаута упали на 10 миллионов баррелей, а продажи лагера в этом отношении подросли на 12 миллионов баррелей. Сейчас он составляет три четверти всего продающегося в Соединённом Королевстве пива. Напиток сумел стать неотъемлемой частью британской идентичности: лагер — это для парней, которые любят веселье и футбол. Алкогольная индустрия осознала свою способность влиять на питейные традиции, что отчасти продолжает делать и до сих пор.
Вино и женщины
Пока завсегдатаи пабов дегустировали первые пинты лагера, изрядная часть английских выпивох открыла для себя ещё одну импортную диковинку — вино. В 1960-м оно занимало лишь 10% от общего объёма потребляемого в Великобритании алкоголя. В течение нескольких последующих лет правительство упростило условия его продажи для торговых точек, из-за чего ситуация изменилась коренным образом. Недавнее исследование показало, что 60% из 4 000 опрошенных взрослых англичан предпочитают вино прочим алкогольным напиткам.
Ещё одно преимущество вина — его обычно употребляют дома. Это одна из причин, почему пабы перестали быть чуть ли не единственным местом, где можно выпить. «Растущая популярность вина отражает одно из самых заметных изменений в британской питейной культуре последних пятидесяти лет — и это благодаря продажам в магазинах», — пишет Джеймс Николлс (James Nicholls), директор отдела исследований благотворительного фонда Alcohol Research UK.
Рассказ о распространении вина в Великобритании — это история о выпивающих женщинах. Пабы традиционно не очень приветливо настроены по отношению к прекрасному полу. Как заметили авторы уже упоминавшейся книги «Паб и люди», отдельные участки были полностью закрыты для дам: «В убежище и пивной зал им заходить не разрешалось, а там, куда их пускали, пинта пива стоила на пенни дороже». Сам язык, который использовали авторы исследования, мы сейчас сочли бы сексистским. Например, официантку окрестили «пухлой размалёванной цыпочкой».
«Ещё относительно недавно женщинам был закрыт доступ в питейные заведения», — рассказывает Клэр Херрик (Clare Herrick), географ Королевского колледжа в Лондоне.
Считалось, что если дамы и пьют, то сладкий херес или полпинты пива, но никак не целую пинту. По словам Херрик, происходило всё это из-за страха, что женщины, употребляющие спиртное наравне с представителями сильного пола, и сами станут излишне мужественными.
Отголоски этих убеждений я встречала, будучи студенткой. Как-то раз в пабе бармен налил моему приятелю пинту, а мне, ничего не уточняя, протянул полпинты.
Сегодня факт, что женщина в Великобритании может свободно заходить в пабы и заказывать всё что угодно, воспринимается нами как данность. Во многом это результат перемен, произошедших в финансовом и социальном положении женщин за последние полвека. Это одна из причин, почему моё поколение столько пьёт. За три десятилетия, предшествующих пику кутежа, прекрасный пол стал пить почти в два раза больше, отсюда и увеличение общего уровня употребления алкоголя.
Новое поколение
Восьмидесятые стали необычным временем для алкогольной индустрии. После тридцати лет непрерывного роста уровень потребления спиртного существенно снизился в 1980—1995 годах. Вероятно, причиной тому стала захлестнувшая страну волна безработицы. Но представители отрасли не собирались жать на тормоз. У них появилась новая цель — подросло очередное поколение будущих любителей спиртного. Значит, пора менять формат питейных заведений. Эти перемены стали топливом для мощнейшего рывка вверх уровня потребления алкоголя. Такого в двадцатом веке ещё не было.
Одна из инициатив индустрии — вывод на рынок нового напитка, который имел корни в культуре, напрямую угрожавшей алкогольной промышленности.
На рейвы я не ходила: желания и возможности школьницы из графства Кент были скромны. И всё-таки рейв-культура стала неотъемлемой частью юности моих сверстников, пусть и ограничивались мы лишь покупкой светящихся в темноте браслетов и футболок со смайликами.
Пиво рейверов не интересовало, их фаворитами были психоактивные вещества. Это одна из вероятных причин падения посещаемости пабов на 11% в период между 1987 и 1992 годами. Ответ алкогольной промышленности не заставил себя долго ждать. Всё началось с выбора, который правительство настоятельно предложило сделать организаторам вечеринок. Фил Хэдфилд (Phil Hadfield), консультант в области алкогольной политики, сформулировал его следующим образом: «Или вы работаете в рамках системы, или не работаете вообще». Некоторые выбрали последний вариант, но были те, кто согласился с требованиями правительства. Стали появляться легальные танцевальные площадки.
Индустрия, разумеется, своего не упустила. По мнению исследователей рынка алкогольной продукции Фионы Мишем (Fiona Meashem) и Кевина Брейна (Kevin Brain), производители спиртного увидели в этом шансы для репозиционирования товара и превращения его в конкурента любимых тусовщиками веществ. Появились напитки, нацеленные на неоднородную в культурном отношении молодёжь: крепкие лагеры в бутылках, новые сорта пива и сидра. И, конечно же, алкогольные коктейли. Спустя несколько лет в составе напитков появились стимулирующие добавки — кофеин и гуарана. Это всё было частью плана по превращению спиртного из унылого депрессанта во вкусный и бодрящий молодёжный напиток. Вот так музыка, отмечают Мишем и Брейн, произвела революцию в алкогольной отрасли.
Пабы уже не те
Следующий шаг — трансформация британских пабов. Заведения с заплёванным полом, усыпанным стружкой, ушли в небытие. Крупные сетевые пабы принялись перестраивать старые здания — от банков до театров и даже фабрик — в питейные заведения нового формата. На смену кирпичным стенам пришли стеклянные панели. Вся эта перестройка, говорят Мишем и Брейн, была затеяна ради того, чтобы привлечь людей, которые предпочитают проводить свободное время на танцполах, в тренажёрных залах и торговых центрах. Словом, не только мужиков в годах.
В новых пабах особую популярность приобрели шоты. Виски с пивом — давняя шотландская забава, но шоты сами по себе для Соединённого Королевства были в новинку. Ещё одно новшество — так называемое вертикальное питьё.
Посетители должны пить, а не рассиживаться, поэтому вместо столов со стульями появились маленькие высокие столики.
Выпивохи, у которых буквально землю вышибли из-под ног, вынуждены были крепче схватиться за стаканы. В новых пабах шумно, но вы ведь не трепаться сюда пришли, поэтому не отвлекайтесь и пейте. «Бары убрали лишнюю мебель и внутренние стены, чтобы вместить больше „вертикальных пьянчуг на максимальной громкости“ (как они с теплотой называли своих гостей)», — пишут социолог Саймон Уинлоу (Simon Winlow) и криминолог Стив Холл (Steve Hall), изучавшие ночную жизнь Великобритании.
Скидки на алкоголь в определённые часы и другие маркетинговые уловки, практикующиеся в пабах, вдохновляют нас пить всё больше и больше. В 2005 году, когда поправки в законе разрешили пабам работать допоздна, некоторым менеджерам предлагали премии до 20 000 фунтов стерлингов, если они будут использовать техники продаж, увеличивающие доход заведения. Например, вместо двойных порций продавать больше обычных. Всё это стало возможным, так как реальная стоимость алкоголя с 1984 по 2007 год снижалась. Один специалист по болезням печени рассказал мне, что его пациенты, которые выпивают 100–120 единиц (1 единица — 10 мл чистого спирта) алкоголя в неделю, сейчас могут позволить себе в три раза больше спиртного, чем в середине восьмидесятых.
Все эти изменения, от падения цен на алкоголь до появления крепких напитков, тепло встреченных аудиторией, вызвали к жизни явление, которое исследователи назвали «целенаправленным пьянством». Сорокалетние могут выпить вечерком, но сам процесс потребления алкоголя не является для них главной целью. В отличие от тех, кому двадцать или где-то около.
Молодёжь считает спиртные напитки непременной составляющей хорошего вечера, говорят авторы книги «Алкоголь, питьё и пьянство».
Молодые люди намеренно стремятся достигнуть состояния опьянения, для чего начинают накидываться заранее, ещё до выхода из дома. У них в ходу алкогольные игры и эксперименты по смешиванию всего со всем.
С началом нового века алкоголь стал более доступен и дёшев, его начали навязывать нам сильнее, чем в предыдущие десятилетия. В 2004 году англичане пили в два с лишним раза больше, чем полвека тому назад. Нация подобралась к вершине пика кутежа, а флаг там водрузило моё поколение. Заметить, что что-то не так, нам было некогда.
Пьяные и опасные
Джемма погибла молодой. Мы вместе учились в школе, а потом она, как и я, поступила в университет. В 2001 году сестра сказала мне, что Джеммы больше нет. Машина, в которой она была, столкнулась с выехавшим на встречку фургоном. Концентрация алкоголя в крови его водителя превышала разрешённую в четыре с лишним раза. Помню, казалось совершенно невероятным, что кто-то из наших сверстников ушёл из жизни. Конечно, Джемма не одна такая: более 500 человек в год становятся жертвами пьяных водителей. Подвыпившие лихачи — это в основном молодёжь, причём большая часть — мужчины, а женщины составляют треть жертв.
От выпивох много и другого вреда. Алкоголь пробуждает в человеке не самые лучшие качества: многие из нас становятся вспыльчивыми, сквернословят и порываются крушить всё вокруг. Малейшее разногласие — повод дать в морду, недаром примерно половина случаев физического насилия связана с употреблением спиртного.
В фильме «На игле» есть сцена, когда один из героев, Бегби, запускает в человека стеклянной кружкой. Эта проблема стала настолько распространённой, что в некоторых пабах отказались от привычных стаканов в пользу пластика или посуды из закалённого стекла, которую так просто не разобьёшь. Образы из фильма использовались в рекламной кампании по случаю десятилетия одной сети баров — это многое говорит о британской питейной культуре. Авторы исследования, проведённого Кардиффским университетом в 2014 году, считают, что воздействие алкоголя — мощнейший фактор, провоцирующий насилие и оскорбительное поведение.
Велик соблазн напрямую связать количество выпитого с частотой правонарушений, совершённых в нетрезвом состоянии, но ситуация здесь гораздо сложнее — есть ещё множество дополнительных факторов. Количество происшествий, связанных с вождением в нетрезвом виде, снижается с семидесятых годов благодаря масштабной пропаганде безопасного вождения. Британские дороги стали безопаснее и из-за того, что теперь мы всё чаще пьём дома. И всё же устойчивая тенденция, сохранявшаяся на протяжении 40 лет, развернулась вспять между 1999 и 2004 годами. В этот период резко выросло употребление алкоголя — мы вскарабкались на вершину пика кутежа. Не знаю, совпадение это или нет. Криминальные сводки демонстрируют такую же зависимость. Авторы кардиффского исследования 2014 года связали уменьшение количества насильственных смертей в Англии и Уэльсе в том числе со снижением уровня потребления алкоголя и появлением в пабах пластиковой посуды.
Представители поколения, покорившего пик кутежа, прекрасно могут навредить себе и самостоятельно.
Наше тело — не лучший помощник: в тканях печени практически нет нервных окончаний, поэтому мы не чувствуем, как она реагирует на выпитое.
Зато это прекрасно видит статистика: ежегодное количество смертей в Англии и Уэльсе от болезней печени, связанных с употреблением спиртного, уверенно росло до 2008 года, после чего пошло вниз. Некоторые эксперты говорили мне, что именно изменения в алкогольной политике оказали благотворное воздействие на количество смертей от заболеваний печени. Случаев смерти, связанных с последствиями употребления спиртного, будь то поражения нервной системы или отравления, в следующие несколько лет после пика кутежа стало меньше. И опять мы не знаем, есть тут причинно-следственная связь или нет.
Со следующим поколением дела обстоят совершенно иначе. Не так давно я по приглашению подруги выступала перед студентами университета. Потом был небольшой фуршет, но студенты его проигнорировали, отказавшись от бесплатной выпивки. У нас был один выход — сначала выпить всё, что налито, а потом пойти куда-нибудь ещё. В первом пабе мы попробовали сразу несколько сортов пива, потом отправились дальше, а завершение вечера теряется в тумане. Помню конкурс по поеданию чили, в котором, к боли своей, я потерпела поражение. Последнее воспоминание — банка с ромом у меня в руках. На следующий день мы с подругой приползли в университет, в 9 утра у неё была лекция. Потихоньку подтягивались студенты. Выглядели они хоть и не очень бодро, но всяко лучше, чем я.
Нынешняя молодёжь часто не просто меньше пьёт, но и вообще не употребляет алкоголь. Не знаю, с чем это связано: с финансовыми трудностями, ростом количества тех, кто не пьёт из-за религиозных убеждений, или же с увеличением времени, проводимым в Сети. Мы не знаем и того, сколько это продлится. Неприязнь нового поколения к пьянству стала одной из причин падения уровня потребления спиртного — всего 7,7 литра на человека в 2013 году. Самый низкий показатель с 1996 года и почти на два литра меньше, чем в достопамятном 2004-м.
Влюблённые в алкоголь
Для многих из нас, покорителей пика кутежа, абсолютно нормально в пятницу после работы отправиться в бар. Выходные, начинающиеся в четверг, — тоже неплохо. Счастлив — пьёшь, грустишь — пьёшь, в холодильнике всё равно есть пиво, не пропадать же ему. Нам сейчас за тридцать, у нас семьи, дети, работа и долги — ну и что? Мы с пониманием относимся к тем, кого стошнило в такси, кто спьяну потерял кошелёк, заснул в одежде и притащился на работу с адского похмелья.
Пьянство — это не просто нормально. В некотором роде это часть нашего самоопределения.
Сложно не догадаться, что в какой-то мере виновата реклама алкоголя на телевидении и обилие дешёвого и такого привлекательного спиртного в магазинах. Сегодня, конечно, реклама жёстко регламентирована, но никуда не делись кулинарные конкурсы, спонсируемые производителями вина, и майки с логотипами пивоваренных компаний. Они словно напоминают нам, что алкоголь стал привычным элементом повседневной жизни.
Не только риском для здоровья и потенциальной опасностью преступлений, совершённых под воздействием спиртного, чревато покорение пика кутежа. Всё это наложило отпечаток на наше мышление. Не сказала бы, что кто-то из моих близких друзей алкоголик, но привязанность к бокалу холодного белого или джина с тоником в конце сложного дня у нас сильнее, чем того хотелось бы.
Мне важно знать, что желание выпить — именно желание, а не необходимость. Я хочу контролировать то, что делаю. Но стоит пойти на тусовку и не пить там, как придётся полвечера отбиваться от окружающих и доказывать им, что я не беременна. Факт, что месяц без выпивки стал доказательством железной силы воли, а также особенностью некоторых благотворительных кампаний («Трезвый январь» и подобные), — лучшее подтверждение того, как крепко алкоголь врос в нашу повседневность. Он стал своего рода смазкой, смягчающей трение от соприкосновения с жизнью.
Было бы здорово, если бы мы сами выбирали, пить или нет. Иногда кажется, что всё решили за нас.
