Газета The New York Times выпустила рецензию на нашумевший российский сериал «Слово пацана. Кровь на асфальте». Автор статьи Александр Назарян в первой части повествования описывает разницу между понятиями «пацан» и «чушпан», подчёркивая их противоположность. Он отмечает, что «пацаны» только себя считают настоящими людьми.
В рецензии говорится об особенной известности, которую завоевало шоу. В частности, упоминается, что после выхода прошлой осенью «Слово пацана» обошло «Игру в кальмара», державшую рекорд по популярности в России.
Это история молодых людей, живущих в обществе, где больше нет объединяющего принципа. Всё, что осталось — это физическое насилие.
Дэвид Макфейдьен
музыковед, литературовед и эксперт по русской популярной культуре Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе
В статье The New York Times существенная часть посвящена фигуре Андрея (Пальто) и противоречивости его персонажа, который «всего за три эпизода может превращаться из Маленького Моцарта в Ивана Драго». Это преображение он сравнил с изменениями, произошедшими с Россией.
В то же время Назарян называет Андрея «пустышкой» и сравнивает с Джастином Бибером, только без татуировок. В рецензии говорится, что Андрей «вызывающе бесстрастен» — до такой степени, что даже забота, выражаемая им по отношению к матери и сестре, не вызывает симпатии.
Автор выражает мысль о том, что «Слово пацана» можно было бы сравнить с «Кланом Сопрано». Как минимум, с попыткой создать нечто подобное. Но главное различие, по словам Назаряна, заключается в отсутствии иронии у российского сериала. Создатели «Клана Сопрано» дистанцировали своё повествование от персонажей, наблюдали за ними со стороны. А в «Слове пацана» авторы не решились пойти на иронию, и всё свелось, по сути, к тому, как одни бьют других по лицу на фоне советской действительности.
Отдельно в рецензии говорится об особой роли, которая отводилась сериалу государством. По его мнению, создатели должны были показать, как преобразилась жизнь российского человека на фоне того, что было в последние годы СССР. Через показ безнадёжных декораций и сюжетов Советского Союза перед распадом.
Это правда, что материальное положение многих россиян значительно улучшилось по сравнению с теми позднесоветскими временами. Но жестокий, нигилистический настрой, который запечатлён в сериале, похоже, никуда не делся.
The New York Times
Эстетический мир сериала в рецензии называется «пустым до непроницаемости». Отмечается хорошая детализация быта Казани того времени. Но автор подчёркивает, что не видел, какой Казань является сейчас. А сюжет получился, по его словам, одновременно «лихорадочным» и «инертным».
В «Слове пацана» есть что-то по-настоящему гнилое. Это предупреждение о том, что происходит, когда наша способность рассуждать о морали ослабевает настолько, что самый простой ответ на любую ситуацию — это ударить кого-нибудь по лицу.
The New York Times
Автор при этом замечает, что от подобной критики не застрахована и американская культура. Например, он иронично подчёркивает, что придирчивый критик вряд ли может Street Fighter 6 или «Дэдпула и Росомаху» расценить как свидетельство растущей культуры.
Лучшей сценой сериала Назарян считает финальную. В ней Андрей играет на пианино в колонии, а мальчики, выстроившись перед ним, поют. Этот эпизод получился «напряжённым, сдержанным, но близким к безумию», по словам рецензента. А Андрей в ней предстаёт новым человеком, готовым к новому миру, который он помог создать.