В издательстве «Альпина Паблишер» вышла книга психолога и гештальттерапевта Ивана Латыпова «Один на один с жизнью». В ней автор предлагает читателям замедлиться и поразмышлять над важными экзистенциальными вопросами. Например, разобраться в том,
почему люди часто чувствуют себя ненужными и брошенными. Публикуем размышления психолога, которые помогут разобраться в проблеме и вернуть веру в себя.
Депрессия покинутости — так иногда психотерапевты называют переживание, связанное с мыслями о том, что если уж от нас отвернулись какие-то значимые люди, то больше никто и никогда не захочет иметь дело с нами, такими «неправильными».
Это очень тяжёлое переживание, оно базируется на установке, что сложившаяся ситуация тотального, ужасного, беспросветного одиночества — навсегда.
С депрессией покинутости многие хорошо знакомы. Она наступает, когда тебя отвергают любимые люди и всё, абсолютно всё теряет какое-либо значение.
Ощущается лишь угрюмая тоска, которая поселилась, кажется, навсегда. Ничто не интересно: ни любимые занятия, ни еда, ни природа, ни друзья — вся жизнь крутится вокруг боли от брошенности, которая иногда переходит в нежелание дальше жить без тех, кто нас отверг. А сверху эту боль накрывают ещё вездесущие стыд (за то, что ты оказался таким, что тебя оставили) и вина (за то, что сделал что-то не так или, наоборот, не сделал чего-то, что было «нужно»). Жуткое состояние, из которого хочется вырваться как можно скорее. Поэтому мы с раннего детства на многое готовы, чтобы его избежать. Даже если речь идёт о том, чтобы заставить себя принять форму ложного «я», втиснуться в рамки, совсем нам не подходящие.
Зачастую родительское давление на детей, направленное на то, чтобы они соответствовали ожиданиям, обусловлено неспособностью самих взрослых примириться с собственным несовершенством, поэтому они переносят эту непримиримость на детей. [...]
Груз ожиданий взрослых непрерывно давит на детей с самого рождения, и, если эти ожидания (почти никогда не учитывающие особенности ребёнка и всегда определяемые тем, чего родители от него хотят) не оправдываются, жди проявлений «нелюбви». Есть и другие типы отношений между взрослыми и детьми, кроме этого условно-принимающего: поддерживающие отношения (когда ожидания и требования невелики, а любовь не зависит от соответствия ребёнка им), полностью отчуждённые (что бы ребёнок ни делал, взрослым безразлично) или же тотально враждебные (здесь любые действия ребёнка воспринимаются негативно по принципу «это плохо потому, что это сделал ты»). Но большинство детей растёт в условиях, когда проявление любви взрослыми зависит от степени соответствия ребёнка ожиданиям.
Каков типичный ответ человека на подобное отношение? Почти все демонстрируют то, что психотерапевты называют ложным, или фальшивым, «я»: «Если мир в лице моих родителей и других близких людей требует от меня соответствия своим ожиданиям, то я буду изображать это соответствие, чтобы получать то, в чём очень нуждаюсь, а это в первую очередь любовь. Своё же реальное „я”, которое никогда не будет полностью совпадать с ожиданиями, как бы я ни старался, спрячу подальше. Всё равно оно не нужно никому, а значит, и мне».
То есть ложное «я» проявляется в таком поведении, благодаря которому мы обеспечиваем себе хорошее или хотя бы нейтральное отношение важных для нас людей.
Со временем это может стать настолько привычным, что мы перестанем отдавать себе отчёт в том, как поступаем — в соответствии с нашими желаниями или с ожиданиями других. Главный выигрыш: нас не отвергнут и мы не столкнёмся с депрессией покинутости — главным испытанием, которое ждёт любого человека, рискнувшего выбрать подлинное «я».
В популярной психологической литературе можно встретить многочисленные описания «нарциссов», «созависимых», «шизоидов», «истероидов» как неких особых типов личности. Но по факту эти слова и описания (часто уже превращающиеся в банальные ярлыки) отражают разные способы людей избежать депрессии покинутости, разные варианты ложного «я».
Кто-то, например, хочет получить любовь и принятие, не вкладываясь в отношения, то есть в то, чтобы быть внимательным к другому, отзываться на его переживания и максимально ясно выражать уже свои желания и чувства. Все усилия направляет на развитие черт и способностей, которые могут вызвать у других восхищение его достижениями. Восхищение принимается этим человеком за любовь, но постоянное восхищение возможно только на дистанции, оно не терпит приближения и разглядывания человека вблизи — со всеми его морщинками, сединой, неидеальной кожей, выражением лица и множеством других «несовершенств». Поэтому он прячет то, что кажется несовершенным, и подавленной остаётся самая живая, спонтанная, энергичная, страстная, но такая непричёсанная часть «я».
И мы получаем то, что называют нарциссическим ложным «я». Кто-то находит свой шанс избежать депрессии покинутости в том, чтобы быть хорошим для других, заботиться о чужих потребностях (начиная с их угадывания) и забывать о себе — в обмен на принятие и одобрение. Стоит перепутать одобрение и любовь — и готово «зависимое» ложное «я». В общем, возьмите любой популярный психологический «диагноз», и за ним вы увидите стратегию избегания депрессии покинутости.
Ложное «я» может быть разным ещё и в зависимости от среды, в которой мы растём. В компании гопников с презрением относятся к мягкотелым «ботанам» в очках. Соответственно, в этой среде будут подавлены и вытеснены глубоко в бессознательное такие качества, как мягкость, нежность, забота. Они всё равно могут прорываться наружу в виде какой-то преувеличенной сентиментальности или даже слезливости (что характерно для субкультур, в которых много насилия), но так или иначе будут «помечены» стыдом. [...]
Однако реальное «я», то, что мы любим и хотим сами, без оглядки на других, полностью стереть невозможно.
И возникает конфликт между тем, какой я есть и каким должен быть, вызывающий неприятные эмоции разной силы. В качестве примера конфликта «идеального» с «реальным» я люблю приводить такую ситуацию.
Представьте, что в вашем городе разбили новый парк, причём по всем канонам «ландшафтного дизайна от прораба Петровича». Один из главных принципов этого дизайна: дорожки должны расходиться исключительно под прямым углом. Это очень красиво смотрится... с высоты десятиэтажного дома. И плевать, что при ходьбе резкий поворот под прямым углом является неестественным и люди, срезая угол, будут идти прямо по газону.
С этого момента начинается извечная борьба с человеческой природой. Ну, если Петрович всё же поумнее, он, например, прикажет замостить появившиеся тропинки, и проблема исчезнет, люди с удовольствием будут ходить наискосок, срезая угол. Хорошо было бы это всё учесть ещё на стадии планирования, ну да ладно.
Но обычно Петрович не даёт себя в обиду. Придут рабочие и перекопают образовавшиеся «народные тропы». Люди же протопчут новые, параллельно перекопанным. Их тоже перекопают. Поставят знак «По газонам не ходить!» или ограничат территорию лентой, чтобы «эти упрямые людишки» шли по заданным, таким красивым на генплане траекториям, а не так, как диктует человеческая природа. В итоге парк уродуется, люди всё равно ходят удобными им тропами, но прораб не сдаётся.
Эта совершенно реальная ситуация прекрасно иллюстрирует ту борьбу, которая разворачивается практически на всех уровнях нашего существования — от внутриличностного до социального: борьбу между прекрасной идеей, которая отлично выглядит с высоты птичьего полёта (идеальное коммунистическое общество, идеальный сын маминой подруги и так далее) и реальностью.
Причём в этой борьбе нормальное человеческое поведение или состояние психики в целом изначально объявляется чем-то неправильным, что необходимо перебороть или сломать. Идея, что следует сначала изучить то, что предполагается перебороть, чаще всего проигрывает энтузиазму строителей светлого будущего, в котором все двигаются по «правильным» траекториям. В итоге имеем горы трупов или опустошённые изломанные души, так и не вписавшиеся в прокрустово ложе идеала. Разумеется, я не призываю проявлять направо и налево худшие свойства нашей природы: мстить, обманывать, вымещать злобу на других.
Речь идёт о том, что важно признать за всеми нашими чувствами и свойствами право на существование.
Они все присущи нам — злоба, мстительность, жадность, садизм (да-да, даже удовольствие от причинения боли другому), эгоизм, интриганство, морализаторство (пресловутое «белое пальто») и ещё много чего, что относят к так называемому D-компоненту личности (от слова dark — тёмный). Важно признавать его, учитывать, узнавать в самом себе потребности, скрытые за этими «плохими» свойствами личности, и искать наиболее гуманные для себя и для других способы их удовлетворения. Они такая же часть нашего реального «я», как и наши положительные черты вроде доброты или альтруизма. [...]
Самые сильные демоны нашей души — те, которых загнали в темницу и посадили на голодный паёк. Они всё равно периодически вырываются наружу и устраивают сильные разрушения — или же расшатывают нашу психику изнутри. Реальное «я» — это то, какие мы есть со всей нашей жизненной историей и личностными особенностями, с этим «я» и живём, приспосабливаясь к себе и узнавая себя, а ложное «я» основано на том, что мы настоящие никому не нужны, включая самих себя, и нужно переделывать себя в соответствии с требованиями общества. Или имитировать своё соответствие им.
Ещё одна грань человеческого несовершенства, кроме несоответствия идеалу, — то, что мы постоянно ошибаемся, даже если поступаем «правильно». Нас со школы приучают, что есть черновики и чистовики. И что на проверку учителю нужно сдавать чистовик, в котором всё идеально, отсутствуют исправления и недочёты, все слова подобраны правильно, линии прочерчены точно. Рисунок должен быть закончен. Текст — дописан.
Я ещё в старших классах недоумевал: а что плохого, если в сдаваемом тексте есть какие-то исправления? Хоть будет виден ход мысли, проделанная работа, творчество... Но нет, требовалось сдавать вылизанную, написанную аккуратным почерком работу, которая понравится учителю и которую можно будет кому-то показывать как эталонную. Квинтэссенция ложного «я» ученика.
Бывают моменты, когда отчаянно хочется сделать из своей жизни чистовик, но на самом деле жизнь — всегда черновой набросок, в котором удачные фрагменты перемешаны с огромным количеством зачёркнутого, вымаранного, многократно переписанного.
[...] Истории нашей жизни пишутся один раз, и стереть что-то нельзя. Все эти кривые линии, фальшивые ноты, неверные вычисления или ошибки в словах исправить уже невозможно. Но можно, конечно же, пытаться — без особого успеха. Бесконечно возвращаться в прошлое и заново проигрывать неудачные разговоры, мысленно доделывать то, что не успел, досказать, что не сказал близким, которые от тебя ушли. Прозревать задним умом, пытаться искать другие решения вместо принятых когда-то, ругая себя за прошлые ошибки.
«Нам трудно отказаться от надежды на лучшее прошлое» — как же я люблю эти слова Ирвина Ялома! В нашем мире если и существуют чистовики, то разве что создаваемые задним числом биографии, в которых всё причёсано, повествование логично и последовательно и задача которых — вызывать восхищение и трепет. [...]
В ситуациях, когда возникает выбор «казаться или быть», для того, чтобы вернуться к подлинному «я», говорю себе: «У тебя есть альтернатива: ты можешь сосредоточиться либо на том, чтобы хорошо сделать то, что должен, либо на том, чтобы оправдать свои или чужие ожидания». Иными словами, либо я делаю это на совесть, либо надуваю щёки и изображаю специалиста на радость всем.
Выступая перед публикой, я или стремлюсь донести до неё свои мысли, или пытаюсь ей понравиться, не ударить в грязь лицом. Это совершенно разные, несовместимые задачи. Работая с клиентом, я могу разбираться вместе с ним в его проблемах или же пытаюсь выглядеть хорошим, умным, понимающим психологом. Можно либо пытаться починить холодильник, либо изображать великого мастера. Либо писать статью, стараясь точно передать свои мысли, либо создавать текст не хуже предыдущего (или какого-то чужого). Либо я получаю удовольствие от общения с человеком, либо стремлюсь ему понравиться.
Ложное «я» в себе можно обнаруживать и через ощущения и эмоции, не только через намерения. Когда мы выражаем ложное «я» в каком-то важном разговоре (то есть прямо лжём или уходим от прямого ответа), то за кратким напряжением следует облегчение (уф-ф, избежали отвержения) и одновременно появляется тревога как проявление хронического напряжения от необходимости постоянно сдерживать себя.
Так бывает, когда соврали близким людям, избежали неприятностей, но в душе остался осадок [...]. При выражении подлинного «я» за временным напряжением (всё равно ведь боимся отвержения, это нормально) следует расслабление, удовольствие и ощущение наполненности: «Я здесь, я проявился и не испугался». Эти ощущения наполненности и удовольствия в дальнейшем стимулируют нас снова и снова проявлять своё истинное «я», то есть наступает самоактивация, когда нас побуждают не внешние стимулы, а идущее изнутри желание самовыражения.
Однако для того, чтобы решиться выражать то, что мы реально думаем или хотим, нам всё равно придётся научиться проживать депрессию покинутости, так как часто именно страх, что от нас отвернутся (едва мы проявим себя настоящих), и приводит к созданию этих лабиринтов ложных «я».
Только научившись поддерживать себя, когда мы одиноки или отвержены, мы сможем не избегать риска встретиться с этим переживанием вновь.
А позитивной стороной здесь будет не просто возможность быть свободным в общении, но и возможность найти «своих» людей, которые будут знать и любить именно нас, а не придуманную личность.
А что значит прожить депрессию покинутости? [...] Если в двух словах, прожить — значит разрешить себе чувствовать и переживать боль и горе от того, что нас оставили или не поддержали важные для нас люди, и при этом сохранить (или вернуть) себе ощущение своей ценности: «Я есть, я имею право быть собой, даже если вы больше не со мной, даже если вы перестали ценить меня». И потом обнаружить, что после отвержения есть жизнь и новые отношения. Обнаружить и принять как новый опыт, противостоящий ужасу «никто и никогда больше не будет со мной, и это навсегда».
Депрессию покинутости невозможно пережить только в том случае, когда мы полностью себя обесценили по принципу «раз вы меня, такого несовершенного и не соответствующего вашим идеалам, отвергли, значит, я не заслуживаю того, чтобы жить среди людей». В такой ситуации мы или обречены на ужасный и бесконечный стыд, или же вновь прячемся за ширму ложного «я», которое избавляет нас от этого стыда, но снижает удовольствие от жизни.
Сложность проживания депрессии покинутости, страха, что от нас отвернутся, если узнают о нашем несовершенстве, — неизбежное следствие экзистенциального вызова несовершенства.
И это приводит к тому, что можно насчитать четыре варианта ответа на этот вызов. Все они связаны с тем, кого или что именно мы объявляем несовершенным. Первые три ответа так или иначе основаны на том, что неидеальным быть плохо, они построены на избегании встречи и полного проживания опыта своего несовершенства. И лишь четвёртый ответ основан на примирении с тем, кто мы есть, и с нашим реальным «я».
«Я хорош и стану ещё лучше». Этот ответ основан на отрицании наших «тёмных» сторон или, если совсем закрыть на них глаза не получается, на идее непрерывного самосовершенствования как преодоления «плохой» части себя. Жизнь проходит под девизом «если всё всегда делать правильно, то ты избежишь ошибок и неудач» (за скобками остаётся, что всё и всегда правильно делать один человек не может даже при условии, что он знает, что значит это «правильно»).
Это путь высокомерия, на котором в первую очередь замечается несовершенство окружающих, а не своё. Наше ложное «я» в этом случае состоит из красивых образов и достоинств, и мы прячем всё, что может их запятнать. Другой вариант первого ответа: «В мире вообще нет несовершенства, всё разумно и прекрасно. Я хорош, и мир тоже». Это идеализация в чистом виде, мир розовых пони и единорогов.
«Я плох, а с миром всё в порядке, он хорош». Если не получается убедить себя в том, что с нами всё в порядке, то второй вариант ответа на вызов несовершенства — самоуничижение: «Раз я не могу всё делать правильно, значит, я дефектен. Если я плох, то не буду браться за сложные проблемы, а буду избегать ситуаций, в которых могу потерпеть неудачу, и, следовательно, не буду встречаться со стыдом».
Самоуничижение точно так же, как и самовозвеличивание, отдаляет нас от реального «я», упрощает нас, только на этот раз до однозначно плохого образа себя, что тоже является вариантом ложного «я», в котором мы уже не замечаем свои достоинства и сильные стороны.
«Я плох, и мир тоже». Этот ответ продиктован разочарованием и приводит к цинизму и нигилизму: «Раз в этом мире ничего нельзя сделать правильно, то и я дефектен, и мир тоже так себе». Переживание стыда здесь избегается через попытку отменить для себя любые нормы и ограничения или же объявить, что «все люди плохи и нечего стыдиться».
Тогда делается попытка вместе с токсичным, отравляющим стыдом, вызванным невозможностью совершенства, уничтожить и ту здоровую его часть, которая соответствует нашим представлениям о человеческом достоинстве и самоуважении. Всё плохо, уважать некого и не за что, грустить и горевать из-за того, что нас кто-то отверг, тоже не нужно, мы сами всех заранее отвергли и обесценили. Правда, нет радости и удовлетворения собой и отношениями с людьми, зато мы избавляемся от боли, которая может сопровождать сложности в этих отношениях.
«Я — несовершенный человек в странном и сложном мире. Мир так устроен, что, как бы я ни старался сделать всё хорошо и правильно, ошибки и неудачи — естественное явление, а не следствие чьей-либо дефектности».
Если вы постоянно на кухне нарезаете продукты, то порезы неизбежны. Если вы пьёте вино из стеклянных бокалов, рано или поздно хотя бы один разобьётся. Если ваши дети гуляют на улице, разбитые коленки и грязная одежда гарантированы. Если вы находитесь в отношениях — периодические ссоры, недопонимание, неловкие слова и даже причинение эмоциональной боли друг другу (вольно или невольно) также являются верными вашими спутниками. Не потому, что с вами что-то не так. Это просто неизбежно: невозможно обеспечить тот уровень контроля или самоконтроля, который исключает всё вышеперечисленное. Четвёртый ответ подразумевает, что нет ничего неестественного и неправильного в несовершенстве, и приводит к самосостраданию.
Книга «Один на один с жизнью» пригодится тем, кто не боится рефлексировать на непростые темы. Она поможет сориентироваться, насколько вам комфортно в собственной реальности. Почему важно проживать эмоциональную боль? Как быть с другими, не теряя себя? Как принять своё несовершенство? Автор поможет разобраться с этими и другими важными темами.