Это мы смотрим: «Шоссе в никуда», в котором Дэвид Линч разбивает линейность под Rammstein

В этой серии статей я каждую неделю рассказываю о том, какие фильмы и сериалы поразили меня.

Я никогда не был фанатом Дэвида Линча, а его оголтелые поклонники с пафосом «не все поймут» и «кино не для всех» меня раздражают и сегодня. Это не мешает мне признавать гениальность «Твин Пикса» и «Синего бархата». Но по-настоящему люблю я только «Шоссе в никуда».

Сюжет фильма не поддаётся пересказу, да и пересказывать будто нечего — на экране творится что-то странное, яркое и жуткое. «Шоссе в никуда» вбирает всё то, что вызывает ассоциации при упоминании Дэвида Линча — сплетение воображения и реальности, загадочное преступление, двойники, таинственные злодеи, роковая женщина. И кажется, что в «Шоссе» стандартный набор режиссёра раскрывается лучше, чем в «Малхолланд Драйве». Может, из-за высокого темпа повествования, может, из-за агрессивного музыкального сопровождения.

Возможно, это самый смелый фильм Линча с точки зрения музыки. Вечный спутник режиссёра Анджело Бадаламенти проделал блестящую работу, однако больше запоминаются готовые треки. В итоге получилась смесь из джаза, Дэвида Боуи, Nine Inch Nails, Marilyn Manson и Rammstein — финальная сцена со строчками «Rammstein, ein Mensch brennt» просто потрясающая.

В «Шоссе в никуда» Линч (не в первый и не в последний раз) продемонстрировал свой главный дар — чувствовать и вызывать иррациональный ужас. Он работает с несоответствием, сюрреализмом и настолько втягивает в него зрителя, что уже к финалу безумие кажется понятным. Правда, уже после просмотра объяснить свои эмоции не выйдет.

Фильмы Линча всегда вызывают бурные споры об интерпретациях. Возможно, отказ от интерпретаций и принятие пустоты символов — лучшее решение, позволяющее воспринимать картину иррационально. Один из героев, Таинственный человек, доказывает эту формулу — достаточно почитать трактовки, чтобы убедиться, насколько это гиблое дело.

При повторном просмотре «Шоссе в никуда» видно, как аккуратно и медленно рассыпается классическая линейность, свойственная кинематографу. И если первая половина картины намекает, что зритель вот-вот поймёт, как связаны между собой события, то вторая лишь отвергает возможные догадки. Наблюдать за этой постмодернистской игрой невероятно увлекательно.