«Не хочу делать то, что нужно»: почему люди отвлекаются каждые 5 минут

В издательстве «Альпина Паблишер» вышла книга «Четыре тысячи недель. Тайм-менеджмент для смертных». Её автор, журналист Оливер Беркман, в заголовке напоминает читателям о важном: продолжительность нашей жизни равна примерно 4 000 недель, и отведённым временем нужно распоряжаться разумно. Этому и посвящено издание. Мы публикуем отрывок из шестой главы о том, почему многие испытывают дискомфорт от важных дел.

Если бы зимой 1969 года вы оказались в горах Кии на юге Японии, вашим глазам открылось бы удивительное зрелище: бледный и тощий американец, совершенно нагой, льёт себе на голову ледяную воду из большого деревянного ведра. Его звали Стив Янг, он готовился стать монахом буддийской школы Сингон‑сю, но пока что не встретил на этом пути ничего, кроме унижений. Сначала настоятель монастыря на горе Коя отказался впустить его внутрь. С какой стати, откуда вообще взялся этот долговязый аспирант с кафедры азиатских исследований и почему он решил, что создан для жизни японского монаха?

В конце концов, после долгих упрашиваний Янгу разрешили остаться, но только на том условии, что он возьмёт на себя грязную работу в монастыре, например будет подметать полы в коридорах и мыть посуду. Наконец ему было дозволено приступить к стодневному отшельничеству — это был первый настоящий шаг на пути к монашеству. Но выяснилось, что жить ему полагалось в крошечной хижине без отопления и три раза в день проводить ритуал очищения. Это значило, что Стив Янг, выросший в тёплой Калифорнии на океанском побережье, должен был выливать на себя 10 литров пробирающего до костей растопленного снега. «Это было ужасным испытанием, — вспоминает он годы спустя. — Было так холодно, что вода замерзала в тот момент, когда касалась пола, а полотенце замерзало прямо в руках, и я босиком скользил по ледяному полу, пытаясь вытереть тело затвердевшим кухонным полотенцем».

Столкнувшись с физическим неудобством, пусть даже не столь радикальным, мы, как правило, инстинктивно пытаемся не обращать на него внимания, переключиться на что‑нибудь другое. Например, если вы, подобно мне, побаиваетесь уколов, вы наверняка ловили себя на том, что внимательно разглядываете посредственную картину, висящую в кабинете врача, изо всех сил стараясь не думать о предстоящей инъекции. Вначале реакция Янга была такой же: внутренне отстраниться от ощущения ледяной воды на коже, думая о чём‑то другом, или просто приложить волевое усилие, чтобы попытаться не чувствовать холода.

Эта реакция не беспричинна: когда текущее переживание настолько неприятно, здравый смысл как будто говорит, что, если отстраниться от ситуации, это уменьшит дискомфорт.

Но с каждым последующим обливанием ледяной водой Янг начал понимать, что это совершенно неверный подход. На самом деле, если он сохранял состояние повышенной концентрации на ощущении сильного холода, оно казалось ему не таким мучительным. Напротив, когда его внимание блуждало где‑то далеко, страдание становилось невыносимым. Через несколько дней он стал готовиться к каждому обливанию: начинал с того, что концентрировал всё своё внимание на происходящем, чтобы, ощутив ледяную воду, не дать дискомфорту перерасти в мучение. Постепенно он осознал, что это и было смыслом всей церемонии. По его выражению — хотя настоящие буддийские монахи никогда бы так не сказали, — это было «устройство биологической обратной связи», созданное для того, чтобы учить его концентрации, вознаграждая (уменьшением страданий), пока он не отвлекался, и наказывая (увеличением страданий), когда его концентрация нарушалась.

После периода уединения Стив Янг (он стал учителем медитации Шинзеном Янгом; новое имя он получил от настоятеля монастыря на горе Коя) осознал, что его способность к концентрации преобразилась. Благодаря его сосредоточенности на настоящем мучительная процедура обливания стала выносимой, а менее неприятные занятия — ежедневные дела, которые прежде были источником пусть не страданий, но раздражения и скуки, — стали казаться интересными и обогащающими. Чем лучше становилась его способность удерживать внимание на любом занятии, тем лучше он понимал, что проблема не в самом занятии, а в его внутреннем сопротивлении этому опыту. Когда он перестал пытаться блокировать эти ощущения и отдался им, от дискомфорта не осталось и следа.

Испытание Янга прекрасно показывает, что происходит, когда мы отвлекаемся: в эти моменты нами движет желание убежать от болезненных переживаний.

Это достаточно очевидно, когда речь идёт о физическом дискомфорте, например ощущении ледяной воды на голой коже и прививке от гриппа в кабинете врача — случаях, когда на неприятные ощущения так трудно закрыть глаза, что нужны усилия, чтобы направить своё внимание на что‑то другое. Но то же самое касается и ежедневных отвлечений. Представьте типичный случай, когда социальные сети отвлекают вас от работы: разве вы сидите в самозабвенной сосредоточенности, между тем как кто‑то насильственно отвлекает ваше внимание? Нет, вы охотно хватаетесь за малейший предлог отвлечься от дела, чтобы забыть, что вам неприятно его делать. Вы отвлекаетесь на скандал в Twitter или на сайт со сплетнями о знаменитостях не через силу, а с облегчением. Нам рассказывают о войне за наше внимание, где агрессор — Кремниевая долина. Но если это правда, то мы на поле боя часто играем роль пособников.

Мэри Оливер называет этот внутренний импульс к тому, чтобы отвлечься, внутренним прерывателем, «сущностью внутри личности, свистящей и барабанящей в двери», обещающей, что жить станет легче, как только вы перенаправите внимание от важной, но сложной текущей задачи на то, что происходит в соседней вкладке браузера. «Один из поразительных уроков, которые я получил, — отмечает Грег Крэч, размышляя о собственном переживании этого импульса, — состоит в том, что я очень часто не хочу делать то, что нужно сделать. Речь не просто о чистке унитаза или заполнении налоговой отчётности. Я имею в виду вещи, которых я искренне хочу достичь».

Дискомфорт от важных дел

Об этом стоит подумать отдельно. Ведь это очень странно. Почему нам бывает так некомфортно, когда мы сосредоточиваемся на важных для нас вещах, на том, чему, казалось бы, хотели посвятить жизнь? Почему вместо этого мы только и делаем, что отвлекаемся, то есть занимаемся тем, чему явно не намерены посвящать жизнь? Конечно, есть задачи неприятные или пугающие, и наше желание от них отвлечься не кажется таким уж удивительным. Но более распространённая проблема — это проблема скуки, которая часто возникает по непонятным причинам. Неожиданно дело, которым вы твёрдо решили заниматься, потому что оно для вас важно, кажется таким скучным, что вы больше не можете концентрироваться на нём ни минуты.

Решение этой загадки в том, что, отвлекаясь, мы пытаемся избежать болезненного столкновения с нашей проблемой ограниченного времени, а особенно ограниченного контроля над временем. Из‑за этого уверенность в том, каким будет исход, невозможна (кроме разве что весьма неприятной уверенности, что однажды смерть положит всему этому конец).

Когда вы пытаетесь сконцентрироваться на том, что считаете важным, то вынуждены признавать свои ограничения, переживать опыт, который кажется особенно неприятным именно потому, что вы так сильно цените поставленную задачу.

В отличие от зодчего из Шираза, который отказался переносить свою идеальную мечеть в несовершенный мир, вы отказываетесь от своих богоподобных фантазий и осознаёте нехватку власти над вещами, которые имеют для вас значение. Возможно, лелеемый вами творческий проект окажется вам не по способностям; может быть, сложный разговор с супругом, к которому вы готовились, обернётся ссорой. И даже если всё пройдёт замечательно, вы не можете знать этого заранее, так что всё равно пришлось бы отказаться от чувства, будто вы хозяин своего времени. Снова цитируя психотерапевта Брюса Тифта, вам пришлось бы пойти на риск почувствовать себя «в плену, без сил и ограниченным реальностью».

Вот почему скука может быть такой отчётливо, агрессивно неприятной. Обычно мы думаем, будто она возникает, когда нам просто неинтересно то, что мы делаем; на самом же деле это сильная реакция на глубоко отрицательный опыт: осознание ограниченного контроля над временем. Скука может настигнуть в самых разных ситуациях: когда вы работаете над крупным проектом, когда не можете придумать, чем заняться в воскресный вечер, когда ваша обязанность — пять часов подряд сидеть с двухлетним ребёнком. Общее у них одно: они требуют, чтобы вы признали ограниченность своего времени.

Вы обязаны жить согласно тому, как складываются события в данный момент, примириться с тем, что это и есть реальность.

Неудивительно, что мы ищем способы отвлечься в интернете, где кажется, будто ограничений не существует, где вы можете немедленно узнать о событиях, происходящих на другом континенте, изобразить себя так, как вам хочется, и до посинения листать бесконечные новостные ленты, бесцельно путешествуя по «области, в которой пространство несущественно, а время простирается в бесконечное настоящее», как выразился социолог Джеймс Дюстерберг. И правда, зачастую убивать время в интернете не так уж и весело. Но это занятие и не призвано развлекать. Его назначение — притупить нашу боль от осознания конечности времени, дать нам почувствовать свободу от ограничений.

Это также помогает понять, почему обычные стратегии борьбы с отвлечением внимания — цифровые детоксы, личные режимы проверки почты и т. д. — работают редко или недолго. Они подразумевают, что вы сами будете ограничивать себе доступ к вещам, на которые отвлекаетесь. По отношению к видам технологий, вызывающим самую сильную зависимость, это, конечно, разумно. Но такие способы не влияют на саму внутреннюю потребность. Даже если вы уйдёте с Facebook*, запретите себе заходить в социальные сети в течение рабочего дня или уединитесь в хижине в горах, концентрация на важном для вас деле, скорее всего, всё равно покажется неприятно ограничивающей. Поэтому вы найдёте какой‑нибудь другой способ облегчить свои страдания, отвлекаясь на то, чтобы помечтать, лишний раз вздремнуть или — лучший вариант для гика производительности — переоформить список дел и реорганизовать рабочее место.

Суть в том, что сами отвлекающие факторы — это не главная причина, по которой мы отвлекаемся.

Это просто места, в которых мы снимаем дискомфорт, вызванный признанием наших ограничений. Причина, по которой вам трудно сосредоточиться на беседе с супругом, не в том, что вы при этом тайком под столом проверяете телефон. Напротив, вы тайком проверяете телефон под столом именно потому, что сосредоточиться на беседе так трудно. Ведь для того чтобы слушать, нужно усилие, терпение и смирение, а то, что вы услышите, может вас расстроить. Ясное дело, проверять телефон приятнее. И если даже вы уберёте телефон подальше, не удивляйтесь, если вдруг начнёте искать другой способ игнорировать собеседника. Например, внутренне репетировать то, что вы скажете, как только тот закроет рот.

Жаль, что я не могу немедленно раскрыть секрет того, как искоренить желание отвлекаться. Не могу рассказать о способах избавиться от неприятного чувства, возникающего, когда мы стремимся удержать внимание на том, что для нас ценно. Беда в том, что они вряд ли есть. Самый эффективный способ бороться с отвлечением внимания — просто перестать ожидать, что когда‑либо будет иначе, смириться с тем, что именно это неприятное ощущение присуще человеку, который посвящает себя сложным и важным задачам, вынуждающим его осознать, что наш контроль над собственной жизнью ограничен.

Но в каком‑то смысле согласие с тем, что решения нет, и есть решение. В конце концов, Янг на склоне горы осознал, что стал меньше страдать лишь тогда, когда смирился со своим истинным положением, перестал бороться с фактами и позволил себе в полной мере ощутить ледяную воду на своей коже. Чем меньше внимания уходило у него на отрицание того, что с ним происходит, тем больше внимания он мог обратить на реальность. Возможно, моя способность к концентрации и рядом не стоит со способностью Янга, но я осознал, что такая логика применима ко всему. Спокойно погрузиться в сложный проект можно тогда, когда признаешь неизбежность дискомфорта. Следует не бунтовать против положения вещей, а направить больше внимания на реальность.

Некоторые дзен‑буддисты считают, что все человеческие страдания коренятся в попытке игнорировать реальную ситуацию из‑за того, что она сложилась не так, как нам мечталось или потому, что нам хотелось бы лучше контролировать процесс. Осознание истины, что мы конечны и никогда не будем свободны от конечности, несёт в себе весьма практичную форму свободы. Вам не дано управлять ходом событий. И парадоксальная награда за принятие ограничений реальности состоит в том, что они больше не кажутся такими уж ограничивающими.

Книга «Четыре тысячи недель. Тайм-менеджмент для смертных» поможет под новым углом взглянуть на свою загруженность. Автор расскажет, почему не стоит браться за максимальное количество задач, и посоветует, как правильно распоряжаться своим временем.

*Деятельность Meta Platforms Inc. и принадлежащих ей социальных сетей Facebook и Instagram запрещена на территории РФ.