«У меня был паранормальный опыт встречи с Дедом Морозом»
— Вы рассказывали, что были суеверным ребёнком. Это правда?
— Я бы не сказал, что был суевернее других, но в какое-то время действительно признавал Бога и даже пытался заряжать воду. Отец приносил с работы одноразовые фильтры, которые уже не использовали, и они доставались мне в качестве игрушек. Я пропускал через них воду, настаивал её на солнце и считал волшебной — игра называлась «Водяной доктор». Впрочем, если бы меня спросили, действительно ли эта вода обладает целебными свойствами, я бы не стал настаивать.
Ещё у меня был паранормальный опыт встречи с Дедом Морозом. Помню, как однажды под Новый год мы с родителями выходили из дома, где подарков не было, а потом вернулись, и они уже лежали под ёлкой — это же явное доказательство подаркогенеза! Другого объяснения я не нашёл, а родители ни в чём не признавались.
Кроме этого, одно время я носил крестик и думал, что это может быть полезно, а ещё надевал оккультный амулет на вступительные экзамены в университете. В тот момент я не видел ничего странного в том, чтобы взять с собой предмет, с которым всегда сдавал экзамены на отлично — даже если не поможет, то точно не навредит.
Это были маленькие суеверия, в которых ты не до конца убеждён, но в то же время не видишь смысла от них отказываться. Сейчас я воспринимаю всё это как детские шалости.
— Но ваш отец — биолог. Он не помогал разрушать заблуждения?
— Родители дали мне очень много в плане знаний об окружающем мире, но не вмешивались в процесс формирования мировоззрения. Я помню множество уроков, связанных с биологией, математикой, физикой и химией, но ни одного про существование духов и сверхъестественного. Этих тем в семье вообще не касались.
Скажу больше: мой отец — атеист, а мама — верующая. Меня крестили из следующих соображений: если вырастет атеистом, ему будет всё равно, а если верующим — скажет спасибо. В итоге я вырос атеистом и мне всё равно.
— Как вы преодолели заблуждения и стали одним из самых известных российских популяризаторов науки?
— Помимо родителей, большую роль в моём становлении сыграли школьные учителя. Я занимался в специализированном биологическом классе, где одной из дисциплин был научный метод — нетипичный для большинства школ предмет. Здесь мы пытались разобраться с понятиями «контрольная группа», «статистический анализ», «доказательство причинно-следственной связи» и «размер выборки», а затем проводили простые физиологические эксперименты на людях.
Меня захватила сама идея получения достоверного знания: нужно придумать и грамотно спланировать эксперимент, заранее сформулировать гипотезу и понять, как её проверить. Сейчас я чувствую, что этот период сильно на меня повлиял.
В университете я начал отходить от некоторых суеверий: всё больше рефлексировал и задумывался о том, какие из моих убеждений правильные. Появился интернет, и я увидел, что люди с пеной у рта доказывают вещи, которые заведомо являются ерундой, если смотреть на них с точки зрения биологии.
Я недоумевал, когда кто-то говорил, что у воды есть память, или утверждал, что генно-модифицированные продукты — это нечто ужасное. Мне хотелось изменить положение дел, если кто-то заблуждался, поэтому я начал влезать в дискуссии.
Правда, быстро понял, что споры в интернете очень неэффективный метод менять общественное мнение. Так я переключился на научно-популярные статьи, которые имели больший охват, чем дискуссия на форуме или в чате.
— Как вы пришли к тому, что наукой нужно не просто заниматься в кабинетах, а рассказывать о ней и ездить с лекциями по всей стране?
— Я популяризирую науку очень разными способами — это и книжки, и статьи, и лекции, и походы на радио и телевидение. Не думаю, что так нужно делать всем, но лично мне это доставляет удовольствие.
Я начинал с текстов — был научным обозревателем «Новой газеты». Потом меня попросили прочитать несколько научно-популярных лекций, а ещё пару раз звали на телевидение. Мне понравилось и остальным, видимо, тоже, поэтому предложений становилось всё больше и больше.
Научно-популярная деятельность, которой я занимаюсь, узкоспецифическая. Я рассказываю преимущественно о тех вещах, которые кажутся мне наиболее важными: они могут повлиять на жизнь отдельного человека или развитие нашего государства.
Например, моя первая научно-популярная книжка была посвящена генной инженерии. Я считаю, что люди должны иметь адекватные представления о ней, потому что в России принимаются законы, которые запрещают некоторые варианты использования генной инженерии, а это может привести к технологическому отставанию.
По результатам социологических исследований, больше 70% населения считает, что ГМО — это очень вредно. И я хочу, чтобы свою позицию по этому вопросу изменило как государство, так и общество. Люди становятся жертвами недобросовестного маркетинга, когда покупают «органические» продукты в пять раз дороже.
Производители просто монетизируют страх. Многие из тех, кто прочитал мои книги и послушал лекции, признавались, что теперь могут спокойно ходить в супермаркеты: у них пропали фобии, потому что они поняли, как всё устроено.
— Почему генно-модифицированные продукты всё-таки безопасны?
— Когда мы получаем новый сорт, он всегда немного отличается от того, что было раньше. Каждое поколение несёт за собой десятки новых мутаций, и это касается любых продуктов: сельскохозяйственных культур, пород животных.
Более того, если мы посмотрим на метод, то выяснится, что генная инженерия выигрывает у селекции. В последнем случае мы уповаем на непредсказуемые мутации и ориентируемся на конечный показатель — производительность сорта, а в случае с генной инженерией можем более аккуратно вмешиваться в геном.
Если вбить в Google «ГМО», то вылезет яблоко, в которое вкалывают что-то шприцем, или какая-нибудь ещё более абсурдная картинка. Люди не понимают, как работает генная инженерия, а некоторые даже думают, что генно-модифицируются, если съедят ГМО-продукт. В таком случае я обычно шучу, что сварюсь, если съем варёное яйцо.
Конечно, можно специально создать токсичный продукт с ядовитым белком, и после его употребления возникнут проблемы, но никто не будет этим заниматься. Все истории, когда выводили опасные для людей сорта, были связаны как раз с селекцией. От продуктов, созданных с помощью генной инженерии, ни один человек до сих пор не пострадал.
В то же время ГМО — лишь один из примеров того, что мне кажется социально значимым. Меня беспокоит, что есть люди, которые отрицают роль ВИЧ в развитии СПИДа. Это очень опасные мифы, которые могут подтолкнуть инфицированных людей прекратить использовать лекарства. Такое решение сократит их жизнь и подвергнет опасности половых партнёров. Нужно соблюдать меры предосторожности, но в России эпидемия ВИЧ-инфекции по-прежнему развивается.
«В науку никто не идёт ради больших зарплат»
— Как сегодня строится ваш рабочий день и как выглядит рабочее место?
— Я работаю в Институте проблем передачи информации и занимаюсь биоинформатикой. Моё рабочее место — это компьютер, где бы он ни стоял. Так что я могу заниматься делами там, где мне вздумается. Я читаю много научных статей, пишу программы для анализа биологических данных, обсуждаю полученные результаты с коллегами, готовлю публикации.
Всё это не сложно сочетать с научно-популярной деятельностью. В последнее время я посещаю другие города примерно пару раз в месяц — по выходным. Я считаю, что важно рассказывать о науке в регионах, потому что в Москве таких мероприятий много, а в провинции — нет.
Моя задача — дать людям понять, что они не одни в своём стремлении узнавать что-то новое, но, к сожалению, из-за большого количества дел я езжу в другие города не так часто, как стоило бы. Пример для меня — Ася Казанцева, которая путешествует очень много.
— Какими приложениями пользуетесь, чтобы не держать миллион фактов в голове?
— Моё главное приложение для записей — блокнот в компьютере. Ещё мне очень нравится сервис EndNote, который помогает хранить и в один клик вставлять в вордовский текст ссылки на источники. Это может пригодиться, когда пишешь научную или научно-популярную статью, книжку. К тому же приложение самостоятельно создаёт библиографию в нужном формате. Это очень облегчает работу — рекомендую.
— Вы когда-нибудь жалели о том, что пошли в науку? Из-за небольших зарплат в этой среде, например.
— Мне кажется, в науку никто не идёт ради больших зарплат. Все имеют адекватное представление о том, какой здесь заработок. Я никогда не жалел о своём решении, потому что плохо представляю себя в чём-то другом. Мне нравится удовлетворять любопытство и узнавать что-то новое, так что не могу даже представить, как можно не любить науку.
— Вам не кажется, что российский научпоп отстаёт от мирового?
— Если научпоп написан на английском языке, то он автоматически становится достоянием всего мира и оказывается более влиятельным. К тому же людей, которые говорят на английском, больше, чем тех, кто общается на русском. Именно поэтому у мирового научпопа больше авторов и читателей. Это неравенство, которое, скорее всего, никогда не изменится.
В то же время есть вполне приличный отечественный научпоп. Правда, в России мало примеров, когда учёный с мировым именем или большими академическими заслугами занимается этим. Есть Константин Северинов или Михаил Гельфанд — люди с крутыми научными публикациями, но они не пишут научно-популярных книг. В России научпоп больше народный.
— Где же нам надо прокачаться, чтобы выйти на мировой уровень?
— Если честно, я не знаю. В одно время Запад столкнулся с эффектом Сагана, названным в честь известного популяризатора наук Карла Сагана. Он был классным учёным и пытался стать членом Национальной академии наук США, но его не взяли.
Биографы считают, что решающую роль сыграло то, что он был популяризатором науки. В научном сообществе его не признавали, потому что считали, что учёные должны сидеть в лаборатории и воспитывать студентов, а не лезть в телевизор, чтобы влиять на общество.
Впоследствии оказалось, что Карл Саган обладал большими компетенциями, чем многие академики, и был как никто достоин того, чтобы стать членом академии наук. На Западе преодолели этот снобизм, и сейчас научпоп очень респектабельная штука. Хороших авторов уважают в академической среде, и многие учёные спокойно занимаются продвижением просветительских идей в массы.
Мне кажется, Россия сейчас как раз переживает период раннего развития научпопа, который в США преодолели ещё во времена Карла Сагана. Есть много представлений о том, что популяризация обесценивает и вульгаризирует науку. Мы работаем на преодоление, и надеюсь, что в скором времени всё больше достойных учёных начнут читать лекции для широкой аудитории. Важно, чтобы люди знали, что происходит в науке. Может, таким образом у нас получится преодолеть боязнь технологического прогресса.
— Как думаете, почему молодые люди сегодня не особенно стремятся идти в науку?
— Людей может останавливать чисто экономическая составляющая: зарплаты в науке не очень большие. К тому же, если человек иногородний и хочет работать в хорошем институте, ему, скорее всего, придётся переезжать и снимать квартиру. Всё это может препятствовать желанию заниматься той профессией, которая тебе интересна.
Помимо этого, к сожалению, происходит сильная девальвация научных репутаций. В России огромное количество людей, которые занимают высокие посты — вплоть до ректоров вузов, но при этом просто списали свои диссертации. Существуют деканы факультетов, у которых индекс Хирша равен единице — то есть у них всего одна статья, которая лишь раз цитируется в мировой науке.
Вполне допускаю, что люди всё это понимают и просто не хотят быть причастными. Они боятся стать такими же кандидатами наук, как какой-нибудь теолог, который защитил степень по богословию. Или таким же доктором наук, как автор теории о том, что воду можно заряжать, поставив на компакт-диск с записью лекарства.
Всё, что я сейчас сказал, — отсылки к реальным примерам. У людей возникает вопрос, нужно ли заниматься наукой в России, если здесь всё так плохо. Ответа два: не надо или, наоборот, надо, чтобы изменить текущее положение дел. Но перемены требуют амбиций, силы воли и реального желания видеть как можно меньше чуши, которая маскируется под науку.
— Что бы вы посоветовали тем, кто всё-таки решится бороться со всей этой несправедливостью?
— Я дам чисто практические рекомендации по выбору лаборатории — это самое важное, если вы хотите получить персональные навыки и заниматься наукой. Главное — знать английский язык и посмотреть, какие научные публикации выходят из лаборатории, которая вам понравилась.
Прочитайте их и подумайте, интересны ли они вам или хоть кому-нибудь в мире, перспективно ли это. Если осознали, что да, то предпринимайте действия, чтобы стать полезным членом такого коллектива и убедить этих людей себя взять. Не бойтесь обращаться к специалистам, которые кажутся интересными, чтобы они рассмотрели вашу кандидатуру и дали советы по дальнейшему развитию.
«Вера в гомеопатию не просто глупа, но ещё и опасна»
— Почему неглупые люди так часто верят во всякую чушь? Например, в ту же гомеопатию.
— Надо понимать, что методики альтернативной медицины проходят через сито естественного отбора. Побеждают лишь те, что наиболее приспособлены, чтобы вводить людей в заблуждение. Возьмём гомеопатию.
Если вам назначили гомеопатический препарат и лучше не стало, то проблема якобы в том, что вам прописали неправильное лекарство, а не в том, что гомеопатия не работает. Вы полгода полечитесь одним препаратом, затем полгода другим, а потом болезнь отойдёт сама по себе. Впрочем, вы будете уверены, что помог именно второй препарат.
К тому же для гомеопатического лечения выбирают болезни, которые имеют тенденцию проходить самостоятельно. Например, существует много фуфлоферонов, предназначенных для избавления от простуды. Как известно, с лечением она проходит за неделю, а без лечения — за семь дней, но люди убеждены, что им помог именно препарат.
Очень большое внимание в гомеопатии уделяют беседе с пациентом и построению доверительных отношений, но если доктор хороший психолог — это не значит, что он квалифицированный врач. Вполне возможно, что человек, умеющий говорить по душам, далеко не лучший специалист в медицине.
— С какими самыми жёсткими фанатами гомеопатии вы сталкивались?
— У меня есть знакомый врач-онколог, к которому привели мальчика с опухолью в щеке диаметром 21 сантиметр. Родители девять месяцев лечили его гомеопатией, хотя стоматолог направил ребёнка к онкологу. Гомеопат сказал, что всё в порядке, и заболтал родителей. Когда дедушка привёл мальчика к нормальному врачу, случай был уже очень запущенным. Таких примеров достаточно много.
На Западе гомеопатическая компания делала таблетки от зубной боли, в которых не должно было быть совершенно ничего, как и полагается. Но из-за плохого контроля за производством в них попала белладонна и несколько детей погибло. В некоторых случаях вера в гомеопатию не просто глупа, но ещё и опасна.
— Вы были на телеканале «СПАС», где спорили о существовании Бога, а ещё приходили на шоу Малахова, где обсуждали феномен тисульской принцессы. Но зачем? Уверены, что аудитория этих каналов готова к научному взгляду на мир?
— Проблема в том, что существенная часть аудитории научпопа — люди, которых уже не нужно ни в чём убеждать. Они и так относительно адекватно смотрят на мир. Научпоп критикуют за проповедь среди своих, и это отчасти справедливо. Выход на другие площадки, которые не имеют никакого отношения к популяризации науки, видится мне ответом на эту критику и попыткой расширить аудиторию.
Нет надежды, что большинство людей, посмотревших передачу, изменят свою точку зрения. Впрочем, если хотя бы несколько человек засомневается и услышит аргумент, который до них достучится, будет здорово. Сложно с научной точки зрения оценить нашу эффективность.
— Не думаете, что вас просто используют для того, чтобы укрепить очередной миф с припиской: смотрите, всё это слышал учёный и не смог оспорить?
— Я с такой интерпретацией передач со своим участием не сталкивался. На «СПАСЕ» всё достаточно честно смонтировали — показали мою позицию в том виде, в котором я хотел. Я считаю, что выступил там хорошо и показали всё тоже достойно. Это был положительный опыт.
В случае с проектом Малахова никакого выхлопа, на мой взгляд, не было, потому что мне толком не дали ничего сказать. Туда я ходил исключительно ради экзистенциального опыта: посмотреть, как устроены передачи, которые играют, к сожалению, довольно большую роль в развитии нашего общества.
Впрочем, в конкретном эпизоде, где обсуждали феномен тисульской принцессы, представили обе точки зрения: и сторонников того, что артефакту 800 миллионов лет, и скептиков. Существуют гораздо более ужасные примеры — в частности, программы на «РЕН ТВ», в которых людям показывают откровенную фигню без предъявления второй точки зрения.
— Вы член Экспертного совета премии имени Гарри Гудини. Что самое удивительное вы там видели?
— Я один из основателей этой премии, так что состою там с самого начала. Главный организатор — Станислав Никольский. Он практически не выступает публично, но изначально именно он решил воспроизвести западную премию, в которой за демонстрацию паранормальных способностей выплачивают миллион долларов. Мы решили не дискриминировать отечественных экстрасенсов и заявили, что готовы отдать победителю миллион рублей.
Ещё один основатель премии Михаил Лидин — автор скептического блога на YouTube, в котором он разоблачает шоу «Битва экстрасенсов». Он, пожалуй, делает самую большую работу. В наш экспертный совет входит и несколько иллюзионистов, которые помогают исключить потенциальную угрозу, что какие-то испытания можно пройти с помощью трюков.
За время существования премии мы не увидели ничего сверхъестественного и необъяснимого. Не было ни одного заявителя, который бы прошёл наши испытания.
— А из чего они состоят?
— Испытания подбираются индивидуально под каждого заявителя. Если человек говорит, что может определить чью-то смерть по фотографии, то мы попросим его взять набор кадров и перечень обстоятельств гибели и предложим сопоставить. Никто из окружающих подсказать не сможет: правильный ответ спрятан в конверте. При этом все подробности испытания оговариваются с заявителем заранее, а перед началом теста он подтверждает, что ничего не мешает приступить к работе.
«Я получаю кайф, когда разбираю какой-нибудь миф»
— Ваша книга «Защита от тёмных искусств» развенчивает множество заблуждений, но при этом в книжных регулярно стоит на полке «Астрология». Как вы к этому относитесь?
— Там ей самое место. Это как раз решение проблемы проповеди среди своих. Книга своей обложкой и оформлением должна привлечь внимание людей, которые купили бы издание по альтернативной медицине, но вместо этого прочтут «Защиту от тёмных искусств» и, может быть, не станут жертвами заблуждений. После прочтения человек должен обладать достаточным арсеналом, чтобы выявлять и познавать ошибочные умозаключения.
— Ещё у вас есть художественная книга «Апофения». Зачем учёному писать антиутопии?
— «Апофения» — о мире, где победили лженаучные направления и астрология, гомеопатия и теология стали мейнстримом. Их начали использовать в судах и государственной медицине. Многое из того, что там написано, не фантастично, а отражает действительность в гипертрофированном варианте.
Эту книгу я писал скорее для себя — было интересно попробовать изложить свои взгляды на то, до чего мы можем докатиться. Мне хотелось, чтобы эта история, с одной стороны, вызывала у читателя страх, потому что мы живём среди опаснейших заблуждений, а с другой — смех, так как всё это так нелепо.
— Вы говорили, что многое из черновиков книги сбылось к моменту написания — что, например?
— Появление той же теологии как государственной специальности или возникновение члена-корреспондента РАН — гомеопата. Всё это в духе «Апофении». Или возьмём наше Министерство просвещения, которое занимается навязыванием религиозной идеологии вместо того, чтобы направить усилия на популяризацию науки и поиск научных ответов на вопросы. Недавно у них на сайте была опечатка по Фрейду: министр просвЯщения.
— Как вы отдыхаете? Я читала, что вы очень много времени проводите ругаясь, когда «в интернете кто-то не прав». Срач в Сети может быть продуктивным с этой точки зрения?
— Некоторые дискуссии в интернете действительно меня радуют. На YouTube есть видео, которое называется «Это моё обсессивно-компульсивное расстройство». Врач предъявляет персонажу какие-то штуки, которые вызывают желание их исправить. Например, три картины, одна из которых висит криво.
Герой с измученным видом всё налаживает, а в конце спрашивает: «Можно я приду завтра?» Он получает удовольствие от этой терапии, и у меня такая же реакция на заблуждения. Я ощущаю кайф, когда разбираю какой-нибудь миф, поэтому научпоп — одна из форм отдыха для меня.
Если брать другие виды досуга, то иногда я занимаюсь социальными танцами. Ты приходишь на вечеринку, где все обучены некоторой форме танца, но постоянных пар там нет, и ты танцуешь с кем хочешь. В этом и есть смысл социальности: можно познакомиться с новыми людьми. Конечно, как и многие, я читаю книги, хожу в кино и даже играю в компьютерные игры — очень люблю StarCraft.
Лайфхакерство от Александра Панчина
Книги
Самая полезная и интересная книжка из всех, что я могу сейчас назвать, — «Гарри Поттер и методы рационального мышления» Элиезера Юдковского. В ней доступно описываются некоторые научные подходы и мировоззренческие гуманистические идеи, которые мне кажутся полезными.
По жизни больше всего на свете я был вдохновлён фантастом Станиславом Лемом. Это мой самый любимый автор. Прочитайте произведения «Звёздные дневники» и «Кибериада». Я всем рекомендую Лема, потому что у него отличное чувство юмора, а в его творчестве множество пророческих представлений о развитии будущего.
Сериалы
Если честно, я в некоторой степени сериаломан. Видел огромное количество сериалов, которые делает HBO или Netflix — начиная от «Игры престолов» и заканчивая «Карточным домиком». Из последних мой самый любимый — «Чудотворцы». Там рассказывают о том, как на небесах принимаются решения относительно того, что происходит на Земле. Главное, не перепутайте его с русским сериалом «Чудотворец» — его я не смотрел.
Фильмы
Самый любимый фильм — «Облачный атлас». Мне очень нравится, когда произведения завершённые и в них всё связано. В «Облачном атласе» это сделано очень красиво. Каждая из нескольких историй рассказывает, как нужно бороться за свободу и как достижения предыдущих борцов вдохновляют будущих.
По похожим причинам мне нравится фильм «Кловерфилд» — это ужастик. Есть знаменитая фраза: «Если на стене висит ружьё, то оно должно выстрелить». В этом фильме очень много ружей и все они выстреливают — очень красиво.
Видео
Я люблю смотреть выступления западных популяризаторов науки. Наверное, мой любимый — физик Шон Кэрролл. Его очень приятно слушать. На YouTube можно найти его лекции «От частиц к людям» или «Почему бог не является хорошей теорией». Есть и подкаст, где он общается с другими учёными и даже нобелевскими лауреатами.
Ещё я с огромным удовольствием смотрю на дискуссии Ричарда Докинза, Кристофера Хитченса, Сэма Харриса и Дэниела Деннета. Это четыре человека, которые сыграли большую роль в развитии секулярного движения в США. Их прозвали «всадниками апокалипсиса». Они принесли огромное количество интересных идей и при этом ещё и очень хорошие ораторы.
Лайфхакер может получать комиссию от покупки товаров, представленных в публикации.
