«В самом начале я был абсолютно финансово нестабилен»
— В школьное время ты занимался дизайном, а затем учился на факультете иностранных языков в МГУ. Как образование и дизайнерский опыт помогают тебе в работе редактора?
— В старших классах я ходил на подготовительные курсы в краснодарскую художественно-промышленную академию и был уверен, что потом поступлю на факультет дизайна. Местом силы я считал сайт студии Артемия Лебедева. Мне казалось, что дизайн — это моя будущая работа.
Затем я попал на олимпиаду по английскому языку, дошёл до всероссийского тура и занял второе место. Это позволило поступить в МГУ без экзаменов. Так вместо дизайна в моей жизни появился иностранный язык и я смог переехать из Краснодара в Москву. А уже на пятом курсе я познакомился с Артёмом Горбуновым и начал заниматься редактурой.
Сейчас дизайн сильно помогает мне в работе, потому что редактура — это тоже дизайн, но только текста. Когда мы с Артёмом начали разрабатывать информационный стиль, стало понятно, что большая часть принципов дизайна транслируется на редактуру.
Исследователь Эдвард Тафти, который занимается методами представления информации, рассказывал про сигнал и шум. В дизайне очень красиво получается избавляться от шума вроде неуклюжих схем или грязных таблиц и оставлять только сигнал, но то же самое делают и в редактуре. Удалять лишнее — основа метода.
— Перед окончанием университета ты составлял список работодателей мечты. Кто там был и кого ты выбрал?
— Там были стандартные варианты, о которых я мог мечтать. Начиная с третьего курса, я несколько лет подряд делал тестовое задание в «Яндекс», но мне не отвечали. Отправлял задания в студию Артемия Лебедева, но тоже безрезультатно. А вот Артём Горбунов ответил.
— Тебя взяли в Бюро Горбунова с первого раза?
— Нет, всё произошло иначе. Я написал, что могу отредактировать текст о Бюро — сделать его короче. Мне ответили, но не приняли даже в качестве стажёра. Спустя время мне предложили делать черновую работу в одном из проектов: нужно было переписывать и переводить маленькие кусочки текста на сайте про фильмы. Потом я стал накидывать идеи по развитию этого ресурса — думать, какие функции можно добавить.
Артём, наверное, увидел, что мне интересно, и предложил поучаствовать в проекте «Инфограммы». Это были флеш-виджеты с инфографикой для новостных сайтов. Примерно в то же время я стал писать советы на сайт Бюро, а спустя непродолжительное время появился курс.
— Какие главные инсайты ты получил благодаря работе с Артёмом?
— Артём примерно на пять лет впереди меня в плане профессионального развития. То, что я понял только сейчас, он говорил мне три года назад. Всё началось с полезного действия и понимания задачи. Когда работаешь над проектом, можно потратить какое-то время, чтобы разобраться в том, как его реализовать, и понять, к чему стремиться.
Помню, когда мы только начинали работать с Артёмом, он давал шаблон понимания задачи. Я всегда с огромным недовольством и внутренним сопротивлением заполнял этот документ. Мне казалось, что это формальность, а я умненький, молодой и могу сделать всё классно. Сегодня же я смакую момент, когда составляю понимание задачи, потому что это самая сложная часть проекта, в которой и кроется его решение. Ещё ни одной буквы не написано, ни одного пикселя не поставлено, но сделан один текстовый документ, в котором задача решена. Каждый раз Артём помогает делать это лучше и лучше.
Ещё один важный момент — общение с клиентом. Когда мы с Артёмом приходили к заказчику, я видел, что он умеет настроить диалог так, что он никогда не выглядит как борьба. Это всегда сотрудничество. Тогда мне казалось, что дело в клиенте, но когда я шёл к тому же человеку сам, у меня не получалось договориться. Учусь этому до сих пор.
— Сколько может зарабатывать редактор и от чего это зависит?
— В компаниях вроде «Яндекса», Google и Mail.ru обычный редактор будет зарабатывать от 80 до 180 тысяч рублей. Насколько я знаю, если человек работает на позиции главреда — не только пишет, а ещё и управляет редакцией, — то можно договориться о 200 тысячах рублей, а при самом лучшем раскладе даже о 250 тысячах. Специалистов с зарплатой выше я пока не встречал, но видел медиаменеджеров в телекоме, которые занимаются больше управлением, чем контентом, и получают около 500 тысяч рублей в месяц.
Мне не нравится идея работы в одной компании, потому что она тебя ограничивает. Ты занимаешься единственным продуктом, и твой кругозор постепенно сужается. Это очень вредно. Я часто писал про закисание мозгов: у человека сбивается ориентир, который указывает, что хорошо, а что плохо.
Второй негативный момент — потолок по заработку. Если ты договорился на 250 тысяч в «Яндексе», то принципиально больше уже вряд ли получишь — разве что перейдя на следующий уровень управления. Когда же есть возможность работать в нескольких местах на разных проектах, ты не ограничиваешь себя в деньгах. Всё, что заработал, твоё. Например, если ты берёшь по 100 тысяч за проект и делаешь внахлёст по четыре таких в месяц, то нетрудно посчитать, сколько получится.
— Ты столько берёшь?
— Я стараюсь не брать проекты, в которых клиент не готов заплатить больше 100 тысяч за текст. Это показывает для меня, что текст ему нужен по остаточному принципу, то есть это будет какая-то неважная, второстепенная работа.
Но сама цена в 100 тысяч — это лишь ориентир. Я стараюсь брать более крупные проекты: не один текст, а серию, целый сайт, что-то большое и надолго. Такие проекты стоят несколько сотен тысяч, в зависимости от охвата и срока.
Отдельные лендинги и промостраницы стараюсь не делать, но знаю людей, которые за 30 или 50 тысяч рублей занимаются подобным. Они выполняют по два заказа в неделю и получают 100 тысяч. За месяц выходит вполне нормальная зарплата для среднего редактора.
Только надо понимать, что это всё пахота. Чтобы заработать 400 тысяч за месяц, нужно сделать восемь проектов за 50 тысяч — это тяжело. Те, кто думают, что в редактуре сейчас деньги сами плывут в карман, глубоко заблуждаются.
— Сколько максимально ты получал за один текст?
— Мой самый большой гонорар именно за один текст, а не за проект или дизайн, был в «Тинькофф-журнале». Мне заплатили 15 тысяч рублей за статью особой важности.
— Ты не хочешь быть скованным одной компанией и выступаешь за независимость, но ведь такой подход напрочь убивает стабильность, которая важна для многих.
— Согласен, это страшно. Особенно в первые годы после университета, когда нужно съезжать из общаги и снимать квартиру. Первое время я изо всех сил старался набрать понятную предсказуемую работу — например, преподавал английский.
Я знал, что для оплаты квартиры нужно провести определённое количество занятий в течение недели. Если в воскресенье в календаре было забито нужное число уроков, я чувствовал себя спокойно. В то же время, если я замечал, что ученики отваливаются, то шёл на сайт для репетиторов и брал новых.
Так же я живу и сейчас: смотрю, в какие месяцы не хватает загрузки, и договариваюсь о новых проектах. Способов найти работу много — особенно когда ты компетентный и можешь приносить людям пользу.
В самом начале я был абсолютно финансово нестабилен. Сначала у меня была кредитка на 100 тысяч рублей, потом на 150, затем на 200 и 420 тысяч. Только сегодня я закрыл последнюю, потому что осознал, что она уже много лет лежит без дела, а я по-прежнему плачу за обслуживание. В самом начале пути эта кредитка означала, что у меня есть буфер на случай, если отвалятся все ученики.
«Главная и единственная ошибка: редактор уговаривает читателя. А надо, чтобы читатель убедился сам»
— Какие тренды в редактуре актуальны прямо сейчас?
— Есть тренды, а есть правильное направление. Главный тренд сейчас — продвижение личного бренда в Instagram*, тупой сторителлинг, экзальтации и прочая подобная хрень. Открываешь ленту, а там каждая вторая женщина, которой нечем заняться, начинает залечивать про копирайтинг и создание волшебных текстов.
Вылупилась очередная волна курсов, и ученики пытаются заработать на том же, на чём чуть раньше зарабатывали их учителя. Я не критикую этих людей, но не согласен с бредовыми принципами редактуры, о которых они говорят. Впрочем, монополия на редакторские курсы не нужна. Пусть будет много грязи и шлака. Каждый человек сам набивает свои шишки.
— Что хорошего в куче грязи и шлака?
— Подобные курсы делают одно очень полезное дело: закачивают своими воронками людей в нашу отрасль. Человек попадает на вебинар мечтательной женщины Анастасии Волшебство, и она рассказывает, как одной рукой воспитывает ребёнка на сказочном Бали, а другой зарабатывает миллион рублей.
Между делом она упоминает, что существует книга «Пиши, сокращай», потому что это издание лучше всего помогает в продвижении её услуг. Кто-то из зрителей прочитает, узнает про меня и нашу Школу редакторов, а потом поступит в неё и станет грамотным специалистом.
Пусть организуется огромное поле людей, которым интересна наша профессия. Это лучше, чем в начале 2000-х, когда редактор был маргинализированным непонятным существом, которое скромно сидит в каморке и правит тексты.
— А что насчёт правильного направления, которое ты упомянул?
— Правильное направление — это визуальное повествование. Наша зацикленность на тексте зародилась в начале нулевых, когда интернет был очень медленным. Поставить на страницу картинку оказывалось дорого, а написать текст — дёшево. Сейчас нет никакой разницы: всё одинаково дёшево.
В борьбе за внимание побеждают люди, которые осваивают искусство работы с изображением, подачей, драматургией — со всем, что я называю визуальным повествованием. Это реальная сила и даже не будущее, а уже настоящее. Пока толпы непрофессионалов идут учиться писать волшебные тексты, профессионалы уже давно осваивают схемы, визуализации, инфографики и фотографии. Недавно мы даже запустили об этом отдельный курс «Пиши, соблазняй».
— Какие ошибки редакторы совершают чаще всего?
— Главная и единственная ошибка: редактор уговаривает читателя. А надо, чтобы он убедился сам. В рекламе они рассказывают о продукте, а не показывают его и людей, которые им пользуются. Не дают пощупать и прочувствовать предмет. Например, в статье о здоровье они говорят о медицине, а не рисуют примеры, сценарии и истории людей. Они назидательствуют и становятся сверху. В общем, пытаются научить тебя жизни, как старый дед. Это прямо плохо.
— А какой собственный текст ты считаешь худшим?
— У меня могли быть не очень удачные советы, когда я со своими максималистскими представлениями лез в то, в чём не очень хорошо разбираюсь. Я часто открываю старые советы в поисках примерчика и вижу, что они написаны плохо. При этом на тот момент я свято верил в свои слова.
Наверное, худшим был не текст, а высказывание. На своих первых курсах я сказал, что скидки, таймеры и прочие агрессивные методы продажи из разряда «купи прямо сейчас» не работают. Помню, что произнёс эту фразу, но не смог ответить почему: стушевался и ушёл в другую тему. Это было субъективное чувство без доказательств.
В тот же год я начал продавать свои курсы со скидкой и ограничением по времени. Тогда я своими глазами увидел, что метод работает. Это наметило некий сдвиг в моём представлении о мире, и я стал более внимательно его изучать.
— Вернёмся к продуктивности. Слышала, что ты работаешь по 14 часов в день и периодически даже отказываешься от сна в пользу редактуры и проектов. Со стороны выглядит, словно в тебя вшили вечный двигатель. Как ты это делаешь?
— Обычно происходит так: я поработал, а потом думаю, что надо заняться музыкой. В таком случае я действительно не буду спать, но сделаю трек. Все мои дела доставляют мне нереальный кайф, потому что в каждом из них я занимаюсь одним и тем же — навожу порядок.
После уборки в квартире у тебя наверняка очень приятное ощущение, а я нахожусь в нём постоянно. Мне дают тяжёлый, плохо написанный текст, а я делаю из него нечто прекрасное. Наведение порядка и создание смысла — очень круто.
«Люди, которые критикуют инфостиль за стоп-слова и обеднение языка, — просто очень хреновые редакторы»
— У тебя был момент, когда ты понял: «Да, я классный редактор»?
— Да, в первый год работы. Я называл себя главным редактором Рунета, а потом узнал, сколько зарабатывают главреды нормальных глянцевых журналов, и обалдел. В этот момент я понял, что далеко не главный редактор Рунета, пока у меня нет столько денег на счёте. Мой гонор пропал, и я стал фокусироваться на своём благополучии, а не на понтах.
— По-твоему, степень крутости определяется только суммой на счёте?
— Нет, но ты же хочешь измерять себя и с чем-то сравнивать, чтобы понимать, где находишься. Я делаю это через деньги: для меня нет других оценок собственной работы. Мирская слава — очень эфемерная, неустойчивая и ненужная штука. Уважение и респекты на хлеб не намажешь.
— Почему в определённый момент ты решил, что можешь учить кого-то на курсах Бюро?
— У нас был набор знаний, которым никто другой не обладал. Мы сделали курсы в Бюро, потому что нам было что сказать людям. Я никогда не считал, что у меня есть право учить. Если мои знания и опыт интересны, я готов ими поделиться. Вы приходите, и я показываю, что умею делать. Может быть, мои навыки окажутся полезными, а может, и нет.
— Чему ты обучаешь на курсах и сколько за это нужно заплатить?
— Есть два очных курса, которые я веду в Бюро: «Информационный стиль» и «Пиши, соблазняй», о котором мы уже говорили. Стартовая цена от 39 до 49 тысяч рублей за одного человека.
На курсе «Информационный стиль» я помогаю людям навести порядок в тексте. Рассказываю, как писать без лишних слов, выбирать понятную структуру и сделать такую рекламу, которая будет продавать.
Ещё у меня есть рассылка под названием «Работа с клиентом для редактора». В ней около 40 писем, в которых я рассказываю о тонкостях клиентской работы, понимании задач и прочих важных вещах. Это сильный курс, и нравится людям даже больше, чем мои редакторские занятия: он гораздо сильнее влияет на их жизнь.
— Некоторые критикуют твои курсы, их выпускников и тебя самого. Говорят, что точно не возьмут на работу человека, обучавшегося у Ильяхова, потому что все твои выпускники одинаковые, а инфостиль вообще лишает текст души и обедняет русский язык. Как думаешь, что вызывает такую реакцию?
— Как правило, так говорят бывшие или нынешние журналисты. Люди, заработок и благополучие которых зависит от того, что происходит с текстом на рынке. Представь себе классного журналиста, который имеет высокопарный авторский стиль. Вдруг появляется метод, который говорит, что нужно писать просто, понятно и доступно. В этот момент твои навыки обесцениваются и тебе срочно нужно переобуваться. Так и произошло: людям понравился информационный стиль. Специалисты, которые не занимаются редактурой, сказали: «Господи, это то, что надо! Наконец-то мне не нужно расшифровывать эти сложные журналистские и копирайтерские тексты». Но людям, которые писали иначе, от этого больно.
— А что насчёт текста без души и обеднения русского языка?
— Это всегда решает читатель. Если ему хочется душевный текст, есть классическая или современная русская литература. Я предпочитаю, чтобы в письме от управляющей компании или в коммерческом тексте о продукте не было души, зато были понятность и чёткость.
Люди часто путают графоманию и редактуру. Человеку, который любит эпитеты и сравнения от школьного учителя, инфостиль принесёт много боли. Впрочем, специалисты, которые хоть что-то понимают в тексте, осознают, что стиль — это не особые словечки, а то, как ты формулируешь и аргументируешь мысль, насколько хорошо знаешь жизнь.
Люди, которые критикуют инфостиль за стоп-слова и обеднение языка — просто очень хреновые редакторы. Ты можешь говорить, что автомобиль Tesla ужасен, потому что у него нет выхлопной трубы, но так ли это плохо на самом деле?
— Неужели инфостиль — это волшебная таблетка, которая подходит каждому?
— В инфостиле есть полезное действие — цель и задачи текста. Это мало кто осознаёт, потому что для многих понимание информационного стиля заканчивается на стоп-словах — а это, наверное, 10% из всего, что в инфостиле есть.
Если стоит задача развлечь, то нужно использовать элементы юмора, а если позвать на баррикады — инструменты пропаганды. Инфостиль помогает задать себе вопрос: «Зачем ты пишешь этот текст?» Любые разговоры о тексте без понимания задачи — дилетантство или намеренная провокация.
Субъективного взгляда на текст быть не может, но могут быть разные задачи. Уверяю, ты не захочешь читать кредитный договор в формате лирической повести. Нет ситуации, когда текст с прагматической задачей должен быть метафорическим, душевным или заигрывающим.
В то же время текст, который должен развлекать и помогать делать эстетические открытия, не может быть простым и прямым. Его задача — создать определённые условия, которые достигаются за счёт метафор, сравнений, эпитетов и прочей литературной херни.
— Недавно курсы по редактуре появились и у Люды Сарычевой — соавтора книг «Пиши, сокращай» и «Правила деловой переписки». Ты воспринимаешь её как конкурента?
— Я воспринимаю всех людей, которые делают редакторские курсы, как конкурентов. Конкуренция помогает развиваться, даёт новые идеи. Поэтому я хочу, чтобы конкурентов было много. Если в нашей стране будут специалисты, которые обучают редактуре, а тем более пропагандируют близкие мне ценности, это очень хорошо.
Маловероятно, что, выбирая между курсами Люды Сарычевой и моими, человек пойдёт только к ней, а меня проигнорирует вовсе. Пусть будет несколько вариантов, каждый из которых можно со временем освоить.
Я сам хожу на редакторские курсы (и не только на редакторские). Хочу смотреть на эту область с разных сторон, видеть новые идеи. Лучше пусть у каждого будет курс, чем все будут ходить учиться к одному и тому же человеку.
— Чтобы стать хорошим редактором, обязательно оканчивать какие-то курсы?
— Нет, совершенно необязательно. Человек становится хорошим в любом деле только через практику. Люди заблуждаются, когда думают, что можно закончить одни курсы и стать профессионалом.
Ты можешь стать хорошим редактором, если прочитаешь все мои советы на сайте «Главред» и научишься применять их в ежедневной практике, но это требует инвестиций времени, дисциплины и расписания. Хорошо, если у тебя есть заказчик и дедлайн, к которому ты точно сделаешь работу, иначе не получишь деньги и будет нечем платить за квартиру. Так ты быстро станешь профессионалом. Но если стимула нет, ты изучаешь темы в вялотекущем режиме и никто не может заставить тебя делать это быстрее.
Нужна система принуждения — вещь, которая заставляет тебя раз за разом делать упражнения, проходить материалы, выполнять действия, чтобы скил повышался. Для этого и существует Школа редакторов. Заканчивать курсы не обязательно, если ты сам можешь создать себе систему принуждения. У меня, например, не получается. Мне нужна обстановка, в которой я просто не смогу не научиться или не выполнить упражнение.
«Нужно принимать решения, после которых ты не будешь ненавидеть себя и свою работу»
— Выпускники твоих курсов часто продолжают работу уже в «Т—Ж». Чем ты занимаешься в издании?
— В конце декабря мы организовали децентрализованную редакцию, и позиция главреда, которую я занимал, была упразднена. Теперь у каждого направления журнала есть свой шеф, а я занимаю должность Красильщика — это наша внутренняя шутка.
Первые месяца три я помогал с новыми рубриками, а потом всё стало происходить само по себе, так что сейчас я практически ничего не делаю в журнале. Могу посмотреть и отредактировать новость или проконсультировать по интерактивному спецпроекту, но статьи уже почти не смотрю.
— Сейчас ты занимаешься ещё и проектом про программирование «Код». Что входит в твои обязанности?
— В «Коде» я как раз главред, то есть включён в ежедневную работу, занимаюсь статьями и немного новостями. Вообще текстом статей в «Коде» сейчас занимаются всего два человека — я и Миша Полянин. Поначалу на кураже я тоже начал писать материалы, но потом осознал, что недостаточно крут для этого. Зато вполне компетентен, чтобы их редактировать. Кроме нас с Мишей, есть команда, которая занимается продвижением, дизайном, иллюстрациями, новостями.
Мы делаем медиа для людей, которые слышали про программирование, но боятся попасть в этот мир. Это действительно тяжело, потому что программисты зачастую бывают снобами, которые оттопыривают губу и объясняют вещи очень сложным языком. Если ты не понимаешь, тебе скажут, что ты нуб. Мы стремимся убрать высокий порог входа в профессию, а потому пишем понятные новости и статьи. Надеюсь, постепенно это сработает.
— Как выглядит твоё рабочее место?
— Я сижу дома, в комнате, где с одной стороны стоит музыкальное оборудование, а с другой — мой компьютер. Из окна виден двор. У меня два монитора: iMac и дополнительный, который я поставил вертикально. Так удобнее смотреть почту и чатики. Остальное по стандарту: клавиатура, зарядка для iPhone, трекпад.
— Какими приложениями пользуешься, чтобы упростить процесс работы?
— Я считаю, что нужно уменьшать количество сервисов и дополнительных программ. Каждый новый девайс или сервис скорее создаёт проблему, чем решает её. Есть лишь одна программа, которую я таскаю с одного компьютера на другой: Alfred. Это менеджер буфера обмена и система для автоматизации действий на Mac. Буфер обмена должен быть многошаговым, и Alfred помогает решать эту проблему, пока разработчики Apple сами этого не сделали.
Я также подписан на Adobe Creative Cloud, поэтому не забочусь о том, чтобы скачать новый актуальный Photoshop. Я пользуюсь лицензионным софтом, потому что Photoshop и InDesign — мои основные инструменты. Все файлы я храню в Dropbox, но не потому, что это прекрасный сервис. Просто в самом начале, когда хранилища только появлялись, он был одним из лучших. Сейчас то же самое можно делать в «Яндекс.Диске» или «Google Диске». Списки дел я веду в обычном текстовом редакторе: просто выписываю их в столбик и делаю, пока он не опустеет.
— Ты говорил, что на избыток работы жалуется только тот, кто не умеет грамотно планировать своё время.
— Может, когда-то давно я действительно говорил про планирование времени, но сейчас считаю, что это невозможно: время не зависит от нас. Во власти каждого человека лишь решения, которые он принимает в отдельный момент. Вопрос не в тайм-менеджменте, а в управлении вниманием: на что я буду тратить силы прямо сейчас.
Суть не в том, чтобы впихнуть тысячу дел в минуту. Нужно правильно оценивать ситуацию и принимать решения, после которых ты не будешь ненавидеть себя и свою работу. Мне кажется, это ключевой момент. Я стараюсь двигаться в этом направлении, и иногда получается.
— Чем ты занимаешься, когда появляется свободное время?
— Прогулки, кино, путешествия, музыкальные фестивали — обычная мещанская жизнь. Ничего особенного.
— Ты увлекаешься диджеингом. В какой момент ты понял, что тебе интересна музыка?
— В детстве, ещё в старших классах. Это был возраст, когда хотелось привлечь внимание девочек, а им нравились мальчики, играющие на гитаре. Я пошёл и научился играть в достаточной степени, чтобы выполнить поставленную задачу. Потом появились музыкальные программы на компьютере, и это оказалось гораздо интереснее девочек. Позже был период, когда я вообще не притрагивался к этим вещам из-за работы и аспирантуры, но сейчас снова вернулся к музыке.
— Недавно ты выпустил три песни, посвящённые в том числе и редактуре. Как на них отреагировали твои коллеги?
— Никак. Точнее, они наверняка отреагировали, но лично мне никто ничего не сказал. Несколько человек написали, что им понравилось, а остальные прошли мимо. Хейта из разряда: «Вот, Ильяхов выпустил рэп, фу, опоздал на три года», я не слышал. Скорее всего, кто-то так говорит, но не мне в лицо.
— Увлечение музыкой не мешает работе?
— Я сам решаю, как и что совмещать. Я накупил кучу музыкального оборудования, но совершенно им не пользуюсь, потому что мне важнее каждый день сидеть над книгой или редактурой текста. Это нормально. Если я чувствую, что важнее заниматься работой, то я отдам предпочтение ей.
В то же время есть ролик, в котором я встаю ночью возле модульных синтезаторов и играю длинную песню. Я почувствовал, что самое важное в тот момент — записать композицию, поэтому пошёл и сделал это. Занятие музыкой ничему не мешает: я могу уделять ей столько времени, сколько посчитаю необходимым.
Лайфхакерство от Максима Ильяхова
Книги
Любая научно-популярная литература о мозге, человеке, обществе. Вообще важность книг в нашей культуре сильно раздута: больше полезного сейчас можно узнать у хороших блогеров.
Фильмы и сериалы
Никакие не вдохновляют и уж точно не мотивируют. О чём вы говорите, это же просто развлечение.
Подкасты
Я смотрю научно-популярные каналы издательства PBS Digital Studios.
Блоги и сайты
Я подписываюсь на всё подряд, а когда надоедает — отписываюсь. Сейчас дольше всего продержался журнал The NewYorker.
Вообще, мне не очень нравится само слово «лайфхакерство». Я верю, что самое правильное лайфхакерство — перестать хакать свою жизнь и начать внимательно относиться к качеству своих решений в моменте. Вот прямо сейчас ты делаешь то, что нужно, или нет? Тебе хорошо от того, что ты делаешь? Ты присутствуешь в этом моменте или ты думаешь, как красиво это будет смотреться в Instagram*?
Мне кажется, это самое важное.
*Деятельность Meta Platforms Inc. и принадлежащих ей социальных сетей Facebook и Instagram запрещена на территории РФ.
