«Заставить мышление работать хорошо — большое искусство»: интервью с психологом Владимиром Спиридоновым

Владимир Спиридонов — доктор психологических наук, изучающий мышление и то, как люди решают задачи.

Мы поговорили с Владимиром Спиридоновым о мифах популярной психологии и об интеллекте, выяснили, что хорошо и плохо влияет на мышление и как решать жизненные проблемы эффективнее. А также узнали, есть ли польза от кроссвордов, школьных задач по математике и зачем нужны задания на собеседованиях.

О мифах

— Какие мифы из популярной психологии ваши любимые?

Таких мифов очень много, и с годами их становится всё больше. Это заблуждения из разряда, что мы используем мозг только на 10% и что левое полушарие мозга логическое, а правое — творческое. А ещё есть миф о существенном различии в устройстве психики у мужчин и женщин. Такого добра безумно много.

— А почему неправда, что мы используем только 10% мозга?

С одной стороны, эта идея не подтверждается никакими измерениями. Если вы начнёте записывать работу мозга с помощью любого томографа или электроэнцефалографа, то всякий раз будете видеть, что мозг работает целиком.

Есть более и менее активированные его зоны и структуры, но при этом он работает всё время и весь, даже когда вы спите. Идея, что у нас есть скрытые способности, завязанные на бездействующих частях мозга, не соответствует никакой физиологической реальности.

С другой стороны, за этой метафорой стоит ещё одна идея, которая не имеет отношения к главному органу ЦНС. Суть в том, что мы в каком‑то смысле плохо тренированные пользователи мозга. Ему нужны постоянные тренировки — как спортсменам, чтобы качественно играть в футбол или баскетбол. Если бы мы развивали интеллектуальные, мнестические (умение вовремя вспоминать нужную информацию) и другие способности, то они были бы существенно лучше. Да, мозг в этом принимает участие, но это имеет отношение не к 10%, а к тренировке когнитивных навыков.

— А почему неправда, что левое полушарие мозга логическое, а правое — творческое?

Здесь ситуация ещё более простая. Чтобы изучить случаи, когда правая и левая части мозга работают изолированно, психологи и нейрофизиологи придумали специальный тест — пробу Вада. В одно из полушарий хитрым образом впрыскивают специальные «тормозящие» вещества. Соответственно, можно построить ситуацию, когда один участок мозга «молчит», а второй работает. Тогда и правда можно увидеть некоторую специфику полушарий. Но в реальных обстоятельствах оба они работают сообща и вносят вклад в то, чтобы вы действовали и представляли мир определённым способом.

Ещё одна ситуация, когда полушария работают изолированно, — синдром «расщеплённого мозга» после медицинской процедуры для лечения эпилепсии. Сейчас её проводят достаточно редко, но раньше к расщеплению головного мозга прибегали в случаях, когда эпилепсия не поддавалась никакой другой терапии и была настолько сильна, что приводила к нарушению образа жизни человека. Пациенту рассекали мозолистое тело, которое соединяет два полушария между собой, и формально они работали изолированно.

Даже в этом случае не возникает два отдельных сознания. Более того, люди, перенёсшие эту операцию, не могли зафиксировать существенных отличий в своём состоянии и познавательных процессах. Нейропсихолог Газзанига Майкл проводил очень тонкие психологические эксперименты, которые осветил в своей книге «Кто за главного? Свобода воли с точки зрения нейробиологии», чтобы показать, что на самом деле появляется много изменений. Эта ситуация демонстрирует, что сознание «прикреплено» к мозгу как к целому. И при этом оно не самым чётким образом отслеживает свою работу.

С одной стороны, миф о поляризациях полушарий — абсолютная правда. Полушария специализированы, у них до некоторой степени разные структурные составляющие, отвечающие за разные задачи и так далее. С другой стороны, вся специфика растворяется, потому что в обычной ситуации мозг — сложная электрическая машина, которая действует как единая система.

— А какой миф вас больше всего раздражает?

Больше всего раздражают достаточно свежие заблуждения: например, что наш мозг принимает решения за нас. Якобы вследствие того, что осознаваемые процессы — штука медленная. Мозг же работает значительно быстрее, и все решения принимает он сам, а мы их просто исполняем. Это раздражающая и не очень корректная идея.

Сама проблема устроена достаточно хитро. Для начала нужно договориться, кто такой «я, принимающий решения».

Много лет европейские философы, а потом и психологи интерпретировали «я» как человека, который хорошо осознаёт, что он делает и что с ним происходит. Такой рациональный субъект. Чуть меньше 100 лет назад такая идея начала подвергаться критике. Выяснилось, что наши пределы рациональности очень невелики, мы ведём себя рационально далеко не во всех случаях и совершаем большое количество ошибок. Значит ли это, что «за спиной» у «я» стоит кто‑то другой? Скажем, мозг, работающий целиком самостоятельно?

Кажется, в этой позиции присутствует логический изъян: есть смысл утверждать, что наш мозг — это тоже мы. Ведь он в буквальном смысле слова вырос вместе с нами. И он абсолютно уникален, потому что набит личным опытом (в том числе умениями, навыками) и воспоминаниями. Но сознание — это не мозг, хотя и то и другое — наши атрибуты.

Я огрубляю и критику этой идеи, и позицию её сторонников, но противопоставление нашего сознательного «я» мозгу — это ужас, который не выдерживает никакого нормального обсуждения, связанного с пониманием человеческой природы.

Об интеллекте

— Что такое интеллект? Кто считается умным с точки зрения психологии?

Психологи отвечают на совсем другие вопросы, их не надо путать с тем, который вы сформулировали. Например, как работает интеллект? Чем интеллект одного человека отличается от интеллекта другого? Какие факторы способствуют и препятствуют его развитию?

Вопрос, кто умный, а кто глупый, к психологам не имеет никакого отношения. Это житейские рассуждения, и дать ответ с точки зрения обывательских представлений вполне можно.

Много лет назад американский психолог Роберт Стернберг провёл исследование на эту тему. Он опросил большое количество респондентов, пытаясь понять, что они считают интеллектом. Причём участники исследования не имели психологического образования.

Как выяснилось, первое, что люди принимают за высокий интеллект, — это хороший словарный запас и вербальная беглость, когда вы быстро находите точные фразы и чётко формулируете свои мысли.

Второе — умение решать специальные задачи в каких‑то областях, например в физике, математике, химии или биологии.

Третье, что соответствует житейским представлениям об интеллекте, — способность справиться с практическими задачами: договориться с кем‑то, структурировать сложно устроенный рабочий день, добиться реализации своих планов и прочее. Думаю, если повторить этот опрос в нашей стране, результаты будут близкими.

Но научные представления об интеллекте другие. Это штука, которая обеспечивает нас способностью работать в неопределённой ситуации, когда нужно быстро подобрать подходящие знания из памяти и применить их. Для психолога интеллект — это то, что можно измерить, а вот про умного и глупого ему сказать нечего.

— Тест на IQ действительно измеряет интеллект или он просто показывает, что человек хорошо умеет проходить тест на IQ?

Формально IQ — результат прохождения теста. И высокие результаты IQ — это высокие показатели измеряемого интеллекта. Тест — инструмент, с помощью которого мы, буквально как линейкой, измеряем высоту интеллекта и сравниваем его с показателями других людей.

Первые варианты теста на IQ появились в начале XX века. Затем психологи сообразили, что можно проверить, насколько результаты их прохождения сопоставляются с жизненными достижениями.

Оказалось, что IQ замечательно коррелирует с учебной деятельностью. Если нужно предсказать успеваемость школьников или студентов, то это очень хороший инструмент. Также IQ достаточно отчётливо соотносится с карьерными достижениями. Нельзя утверждать, что у крупных начальников коэффициент интеллекта всегда выше, чем у подчинённых, но чтобы двигаться по карьерной лестнице, требуется показатель более среднего. У американцев IQ также положительно коррелирует с доходом.

Итак, у нас есть корреляция с некоторыми жизненными результатами, поэтому IQ показывает не только то, что человек хорошо проходит тест. Однако это не причинно‑следственная связь, так что предсказания на основе IQ делаются очень плохо.

Обидно, что на отечественных выборках получено совсем мало данных. Владимир Дружинин на лекциях и в докладах говорил, что примерно 20 лет назад проводил исследование и выяснил, что в российской выборке нет корреляции между жизненным успехом и высотой интеллекта, в отличие от американской.

— Вы сказали, что IQ помогает предположить успеваемость студентов, но теперь говорите, что коэффициент интеллекта — слабый предсказатель. Можете объяснить, как это работает?

Предсказания в статистическом смысле бывают нескольких сортов.

Первый вариант: берём выборку студентов и до начала занятий измеряем их IQ и другие показатели, например тревожность и объём рабочей памяти. В конце учебного года у нас есть результаты успеваемости и мы с помощью статистической процедуры сопоставляем ряды цифр. И видим, что некоторые психологические показатели имеют чёткую взаимосвязь с результатами учебной деятельности.

В этом варианте у IQ и успеваемости будет вполне высокая положительная корреляция. Можно ли в следующем году у других студентов измерить интеллект с помощью теста и сразу предсказать их успеваемость? К сожалению, нет. Корреляционная связь — это не причинно‑следственная связь. Только на уровне некоторых вероятностей можно сформулировать нестрогое предсказание, что у людей с более высоким IQ успеваемость будет повыше.

В некоторых случаях можно провести более строгую процедуру — эксперимент. В нём мы можем построить предсказания именно о причинах и следствиях. Но в работе с интеллектом такое практически не делается. Поэтому, когда я говорю про интеллект, речь идёт о корреляциях и предсказаниях больше в метафорическом смысле.

О решении задач и мышлении

— Зачем нужно изучать, как люди решают задачи?

В нашей культуре очень ценится, когда люди умеют справляться с неопределённостью. Как они достигают целей, которых непонятно, как достичь? Как они ухитряются отыскивать обходные пути в сложных ситуациях?

Область психологии, которой я занимаюсь, опирается на представление о том, что мы можем научить молодых представителей нашего общества лучше справляться с проблемными ситуациями. Для этого нужно знать, как это делают люди, которые умеют преодолевать сложности.

С одной стороны, психологи мышления занимаются задачами и способами их решения, а с другой — проблемами и способами их решения. Чем задача отличается от проблемы? Задача — это цель, поставленная в таких условиях, что её нельзя легко достичь. Если вы попросите меня встать и взять книжку с полки за спиной, то никаких препятствий для этого нет, это не задача. А если между мной и полкой сплошная стеклянная перегородка или на полке сидит гадюка, то возникают некоторые препятствия и мне нужно что‑нибудь придумать.

Мы можем закладывать в условие разные хитрости. Например, словесные обманки, которые формируют у вас неверное представление о задаче, — и вы не решите её, пока не преодолеете обманки.

Ситуация, когда мы не можем справиться со сложной жизненной задачей, появляется именно потому, что мы её неправильно понимаем. Если у нас будут рецепты, как с этим бороться, то это будет большая помощь от психологов. Ещё более сложная и гадкая ситуация с решением проблем.

— А что не так с решением проблем?

Проблема — это значительно более сложная ситуация, чем задача, и решается она иначе. Когда психологи стали разбираться, выяснилось, что если в задачах цели определены, то в проблемах они отсутствуют. Такие ситуации описываются чудесной формулой из старой русской сказки: «Пойди туда, не знаю куда, найди то, не знаю что».

Проблемы бывают деятельностными: выпустить на рынок новый продукт, повысить производительность труда, снизить прогулы занятий студентами, повысить эффективность их обучения. Формально цель указана, но количество переменных, которые предстоит учесть для её достижения, настолько велико, что цель нужно многократно уточнить и изменить, чтобы сделать её реализуемой. Чтобы начать решать проблему, необходимо определить, куда нам двигаться.

Но есть ситуации другого рода. Например, связанные с переживанием — потеря близкого родственника или расставание с дорогим человеком. И то и другое — проблемы, потому что у них отсутствует цель.

Практический выхлоп от работы психологов в этой области ещё более понятен. Проблемные ситуации — это наша реальность. Выявление объяснительных моделей и, как следствие, рекомендаций дало бы нам возможность лучше учить и консультировать людей.

В этом направлении сделано достаточно много, но общие модели отсутствует. Они пока очень локальные, привязанные буквально к конкретным типам проблемных ситуаций. Это не удовлетворяет ни практиков, ни тех психологов, которые занимаются исследованиями.

— Из сказанного выше следует, что все эти задачи в школе были не зря?

С одной стороны, точно не зря. Ведя подобную беседу с одним очень разумным директором московской школы, я услышал чудесную фразу: «Учить нужно не математику, а математикой». Я надеюсь, различие понятно. Такого рода занятия формируют мышление.

Роль математики в современной школе или древних языков в гимназии в Российской империи — это как раз идея такого рода. Нам нужен сложный предмет, на котором мы будем оттачивать собственное мышление.

С другой стороны, помимо работы со сложным предметом, мы должны приобретать огромное количество навыков и выстраивать поведение в неопределённой ситуации. В этом плане у школьной программы есть слабое место. Потому что она предлагает задачи типовые, то есть несложные и не требующие особых мыслительных усилий со стороны учеников.

Если бы в школьных и вузовских программах было больше нетрадиционных задач, неожиданных, с большим количеством подводных камней, эффект был бы сильнее.

— А как насчёт задач на ЕГЭ?

С точки зрения социальных последствий, ЕГЭ — безусловное благо. Он позволяет выпускникам из разных мест нашей необъятной родины хотя бы в некотором отношении находиться в равных условиях. Если вы хорошо подготовитесь, то где угодно можете сдать экзамен на отлично.

При этом нужно понимать, что ЕГЭ — измерительная линейка. Я всё время удивляюсь разговорам, что этот тест не показывает способности. Вы ждёте от линейки, которой измеряете длину отрезка, что она поможет оценить способности? Ну нет же, это другое. Это инструмент, который показывает готовность детей к решению определённых типов задач. Не более того.

— Можете привести пример задачи, которую вы используете в исследованиях? Если человек решит её правильно или неправильно, то это может что‑то сказать о нём?

Задач, которые используют психологи, безумное количество. Один из моих любимых исследовательских материалов — игра «Данетки». Вам даётся очень неопределённая проблемная ситуация, и нужно разобраться, что произошло, задавая ведущему вопросы, на которые тот может однозначно ответить — «да» или «нет». Например: в поле лежит мёртвый мужик, у него за спиной мешок. Что произошло?

Но для психолога‑исследователя значительно важнее не то, решили вы задачу или нет, а то, как решили. Предмет изучения — психологические механизмы. То есть те «машинки» в вашей голове, которые помогают от ситуации неопределённости прийти к ответу. Значительно важнее, какие подсказки на вас повлияли, какого рода переформулировки задачи вы сделали, какие препятствия оказались для вас самыми сложными.

— Можно ли научиться решать задачи лучше? И если да, то как?

Безусловно, можно. Есть целый класс специальных приёмов, которые называются эвристическими стратегиями. С их помощью вы можете помочь себе решать задачи, например, не имея всей необходимой информации.

Эвристика позволяет ориентироваться в неопределённой ситуации, намечая себе путь к предполагаемой цели (точной цели вы не знаете). Эвристика сокращает время на решение и количество перебираемых вариантов. Она эффективна, когда задачу нужно переформулировать, изменить, разделить на части, вытащить то, что известно и неизвестно.

Есть эвристические стратегии, которые помогают попасть в творческое состояние, и те, которые связаны с перманентным усилием для работы. Например, у отечественного писателя Юрия Олеши, автора сказки «Три толстяка», был принцип, который назывался «Ни дня без строчки». То есть вы не ловите за хвост блестящую идею, а понимаете, что нужно работать каждый день и тогда будет результат.

Есть и коллективные процедуры, например мозговой штурм, где вы вместе с группой пытаетесь найти необходимые решения.

При этом эвристические стратегии вовсе не гарантируют успех. Это рискованные процедуры, которые могут вообще не привести к позитивному результату. В этом и есть специфика работы человеческого мышления: нельзя гарантированным образом решать сложные задачи.

— Одному человеку решение задач даётся очень легко, а у другого с этим всё плохо. Может ли второй человек достигнуть уровня первого? Или есть непреодолимый барьер?

Здесь непреодолимых барьеров не бывает. Это вопрос способностей.

Способности — это индивидуальные качества, которые, вне всяких сомнений, развиваются прижизненно и отличают одного человека от другого. Самое простое понимание способностей — психологическая цена за результат. Одному человеку требуется совсем немного времени, чтобы обрести мастерство в шахматах, футболе или математике. Другому, с меньшими способностями, для достижения того же уровня понадобится во много раз больше времени и усердия.

Психологическая цена — это количество усилий, которые вам придётся потратить. Непреодолимых барьеров нет, но хватит ли у вас усидчивости и упорства для достижения желаемой цели — вопрос открытый. Увы, чаще всего не хватает.

— Как стресс влияет на решение задач?

Не очень сильный стресс нас мобилизует, и всё может быть вполне хорошо. Но если нервное напряжение долгое или сильное, то оно влияет не лучшим образом. Наши способности справляться с проблемной ситуацией ухудшаются, поскольку куча ресурсов уходит на то, чтобы преодолевать стресс.

— А что ещё негативно влияет?

Усталость, тревожность, фрустрация. А ещё подчёркивание каких‑нибудь сложностей в решении задачи, часто неожиданных.

Мне рассказывали, что в советские времена, когда спортсмены отправлялись на Олимпийские игры, перед отъездом их собирали в Кремле. После обычных слов — «На вас лежит большая ответственность», «Мы в вас верим» и так далее — их просили подписать бумаги, где было указано: «Я обязуюсь занять место не ниже третьего» или «Обязуюсь занять первое место». И без того сложная задача при таком обстоятельстве становится очень сложной. Личностное давление не очень хорошо влияет на людей.

Вредных воздействий на мышление больше, чем полезных. Поэтому заставить его работать хорошо — большое искусство.

— А что может позитивно повлиять на наше мышление?

Если вы выспались, спокойны, не сильно объелись, то ваше функциональное состояние будет хорошим и вы можете достичь неплохих результатов.

Также полезно умение пользоваться эвристическими стратегиями. Наличие хорошей группы, с которой вы умеете работать, тоже отличное подспорье. Такие группы характеризуются не просто тем, что в них входят люди с высоким интеллектом, но и тем, что в них распределены рабочие роли, помогающие эффективно организовать процесс решения задач.

Ещё одна очень важная вещь — желание справляться с неопределённостью. Много лет назад я проводил эксперимент в хорошей математической школе. Для меня было приятным удивлением, что задачи для учеников этой школы были вызовом.

Если решение удавалось найти кому‑то из значимых конкурентов, например Петьке из восьмого «А», то другие говорили: «Давайте сюда ваши задачки!» Работа со сложным условием как с вызовом, поводом продемонстрировать сильные стороны своего мышления не очень частая вещь, но очень важная. В таком случае задача ассоциирована не с опасением провала, а наоборот, с приливом энтузиазма и желанием справиться с трудностью.

— Как вы относитесь к так называемому биохакингу в области психологии, когда люди пытаются «взломать» возможности мозга, чтобы стать суперумными? Чем это может быть чревато?

Чаще всего ничем не чревато. Никаких существенных изменений не происходит, в том числе относительно эффективности решения задач. Но если вы будете настойчиво продолжать свои попытки, особенно связанные с какой‑нибудь химией или с сильными психотехническими практиками, то последствия могут быть неприятными.

Если говорить аккуратно, то по назначению врача можно в небольших количествах принимать ноотропы, осознавая и контролируя риски. Но систематическое применение ничего хорошего не обещает.

— А есть ли польза от кроссвордов?

Кроссворды хороши, если вы должны поддерживать в рабочем состоянии свой мозг. Это вполне нормальная, но не очень сложная когнитивная задачка. Если вы регулярно ей занимаетесь, то достигнете определённых высот в этом деле.

Но, как показывают измерения, значительно лучше помогают мозгу прогулки на свежем воздухе. Лучше этого ничего не известно. Нужно хорошо высыпаться, чтобы мозг хорошо работал, и гулять. Никакие кроссворды не дотягивают до этого.

— Что думаете по поводу логических задач на собеседованиях? Правда ли они могут сказать что‑то об уме сотрудника?

Если вы отбираете людей, которые должны знать математику и логику, то такие проверки действительно могут дать представление о том, какого рода логические процедуры развиты у ваших претендентов.

Но существенная часть испытаний на собеседованиях связана с тем, что вам дают непростую задачу и наблюдают, как вы ведёте себя в ситуации неопределённости. Причём под давлением и в стрессе. Здесь, помимо мышления, проверяется множество других качеств. Я отношусь к этому совершенно спокойно, понимая, что это массовая практика.

Понятно, что опытный рекрутер много чего видит в этой ситуации, как и опытный психолог. Но наблюдение чаще всего не структурировано. Было бы здорово, если бы рекрутеры превратили задания такого рода в устойчивые кейсы. Выделили бы наблюдаемые показатели таких‑то свойств и качеств и переменные, с помощью которых мы можем действительно сравнивать людей между собой. Чаще всего, к сожалению, это не так.

— Можете рассказать, что такое инсайт и как его добиться?

Инсайт — это очень занятный процесс. Он был описан как один из этапов решения задач. Первое его объяснение дал великий французский математик Анри Пуанкаре, который наблюдал за самим собой. Это один из немногих интересных результатов, которые психология получила с помощью самонаблюдения.

Есть четыре устойчивых этапа в решении задачи. На первом из них вы знакомитесь с условием и применяете хорошо освоенные вами способы решения. Если вы легко находите ответ, то сразу передвигаетесь на четвёртый этап — проверку.

Если же задача не решается сразу, вы попадаете на очень длинный и важный второй этап. Он называется инкубацией, или по‑русски созреванием. Вы пытаетесь решить задачу, она сложная, вы её откладываете и возвращаетесь к решению позже. Этот процесс может занимать много времени: от минут и часов до месяцев и лет. В любом случае, когда в голову неожиданной вспышкой приходит удачная идея, вы возвращаетесь к задаче и снова пытаетесь с ней справиться.

Эта вспышка, или озарение, и есть инсайт — третий этап работы над задачей, связанный с появлением идеи или решения. Дальше вы продвигаетесь на четвёртый этап и проверяете, верный ли ответ нашли.

Ранее психологам казалось, что инсайт — это гарантия правильного решения. Позже выяснилось, что это не так. Неправильные идеи приходят в голову так же ярко и заметно.

Сейчас инсайт — это предмет очень глубоких и многолетних споров, которые опираются на две совершенно разные идеи о том, как мы решаем задачи. Одна из них популярна в области искусственного интеллекта и заключается в том, что мы приходим к нужным ответам последовательно. Шаг за шагом продвигаемся от состояния неопределённости к решению.

Вторая идея состоит в том, что мы не можем разбираться со сложными задачами последовательно. Наши психологические механизмы работают так, что в какие‑то моменты происходят резкие переломы, перескоки, изменения репрезентации.

Сторонники второй точки зрения как раз и защищают тезис о том, что инсайт — необходимое свойство нашего мышления и что он принципиально отличает нас от вычислительных устройств.

— Что вы поняли о человеческом мышлении после многих лет его изучения? Поделитесь своим главным инсайтом?

Главный инсайт в том, что мышление чрезвычайно разнообразно. В молодости мне казалось, что в нём можно найти универсальные механизмы, работающие в самых разных проблемных ситуациях. С годами надежд на такие универсалии всё меньше и меньше.

Несколько лет назад я придумал метафору, которая кажется мне лучшим описанием того, что умеет и как работает мышление. Вот есть ручка инструмента, в которую мы вставляем разные насадки: отвёртку, сверло, долото, стамеску. Так же и с мышлением: у нас есть общая основа, а конкретные насадки применимы к конкретным задачам, и все они разные. Наше мышление заточено под конкретные предметные области, знания и ситуации.

Когда насадок много — это очень хороший случай. Но чаще всего их не хватает, и поэтому какие‑то задачи остаются для нас принципиально нерешаемыми — их нечем решать.

Второй инсайт — мышление очень привязано к конкретным зонам, предметам, вещам, которые вам интересны. Оно будет хорошо проявлять себя там, где затронута ваша реальная мотивация, где вы действительно хотите что‑то понять, придумать или разобраться.

И третье, что я понял, — мышление можно развивать, но это нельзя делать «снаружи». Оно развивается только вашими собственными усилиями. Если вам интересно и хочется, то вы действительно можете многому научиться или куда‑то продвинуться. А из‑под палки этого, увы, нельзя сделать.

— Как психолог, который большую часть жизни посвятил изучению мышления и решению задач, какой совет вы можете дать читателю?

Ещё одна эвристическая стратегия гласит следующее: чтобы задачи решались, их нужно решать. Решайте, не бойтесь. В худшем случае потерпите неудачу, а в лучшем — многое узнаете про себя и ещё задачу осилите. Общий рецепт очень простой: вперёд и с песней.

Лайфхакерство

Книги по психологии

У математика Дьёрдя Пойа есть книжка, которая так и называется: «Как решать задачу». К сожалению, примеры в основном математические. Но если от математики немного абстрагироваться, то там есть чудесные эвристические стратегии, которыми можно пользоваться в самых разных областях.

Не менее симпатичная книжка — «Искусство решения проблем» Рассела Акоффа. Он был замечательным американским учёным и работал в областях исследования операций, теории систем и менеджмента. Рассел Акофф хорошо умел рассказывать, как нужно справляться с проблемными ситуациями. Книга набита его личными историями и заодно некоторыми теоретическими представлениями.

Также очень полезно почитать про отрицательные результаты. На русском языке есть труд выдающегося немецкого психолога Дитриха Дернера «Логика неудачи» — о том, как люди не умеют решать проблемы. Книга очень отрезвляет, и поскольку написана она замечательно, то хочется заниматься, изучать эти вещи, чтобы доказать Дернеру, что он не прав.

Ну и, соответственно, есть какие‑то мои книжки, например, «Психология мышления: решение задач и проблем». Они всегда пишутся одним способом: наполовину исследовательские, а наполовину состоят из разговоров про практические рекомендации.

Несколько лет назад мы с Марией Фаликман составили две хрестоматии — подборки авторских текстов, написанных крупными психологами. Одна про историю когнитивной психологии, а вторая про современность и тренды когнитивной психологии. В хрестоматиях собрано много хороших текстов, причём многие из них первый раз переведены на русский язык.

Художественные книги

Психолог профессионально умное существо. Это значит, что он много чего знает, много чего читал и умеет с этими сложными материями обращаться. Поэтому психологу очень полезно читать и разбираться в сложных текстах. Книги Фёдора Достоевского, Хорхе Борхеса и Хулио Кортасара хорошо подходят под такой критерий.

Фильмы

По старинке рекомендую итальянский неореализм. Например, «Восемь с половиной» Федерико Феллини и «Семейный портрет в интерьере» Лукино Висконти. Режиссёры того поколения чудо как хороши. И заставляют понять, что происходит перед вами, почему герои ведут себя так, а не иначе. Феллини и Висконти дают всё то, что требуется для развития личности мыслителя и просто нормального человека.