Лерика Пивненко‑Лукина работает клоуном в больницах. Она приходит в палаты к тяжелобольным детям и взрослым, чтобы побеседовать с ними, увлечь их игрой и разрядить обстановку.
Поговорили с Лерикой о том, как такие встречи улучшают состояние пациентов, что запрещено делать медицинским клоунам и что ждёт эту профессию в будущем.
О профессии
— Чем медицинский клоун отличается от циркового?
— Как человек, который окончил цирковое училище, могу сказать: многим. В цирке работаешь на большую аудиторию и не получаешь точечной обратной связи.
Там к тебе приходят в гости. Ты находишься на своей площадке, поэтому предлагаешь собственный вариант заранее отрепетированного номера — репризы. При этом не так важно, понравится она кому‑то или нет. Главное — считывать общее настроение аудитории, которое выражается в аплодисментах и смехе.
В больнице всё гораздо тише и спокойней. Сюда клоун приходит как в гости — почти что в дом. Он всегда спрашивает разрешения, можно ли войти в палату. Здесь он должен быть очень аккуратным и деликатным.
Ему нужно быть внимательным к малейшей перемене настроения, чтобы найти контакт с каждым из детей и взрослых. В больнице нет заранее отрепетированного номера — только импровизация.
— В США больничные клоуны появились в 1986 году. В России же этой индустрии всего около 10 лет. Профессии «медицинский клоун» даже нет в общероссийском классификаторе. Могли бы вы рассказать немного об истории развития этого дела?
— Да, «Мы — команда профессиональных медицинских клоунов / ЛенЗдравКлоун», где я работаю, — первая в России организация, которая начала выпускать профессиональных медицинских клоунов.
10 лет назад мы начинали с нерегулярных волонтёрских выходов. Тот, у кого было свободное от работы время, приходил и пробовал себя в этой сфере. Со временем мы стали понимать, что эффект есть, но выходы должны быть регулярными.
Поэтому стали привлекать различные фонды и инвесторов, искать гранты, благодаря которым клоуны могли бы получать стабильную зарплату и системная помощь бы развивалась.
Поддерживать одного ребёнка — хорошо, но наша задача — сделать так, чтобы как можно большему числу маленьких и взрослых пациентов стало легче.
В России пока нет исследований эффективности деятельности медицинских клоунов. Но мы опираемся на опыт наших израильских коллег — они измеряли уровень кортизола в крови у детей, с которыми работали медицинские клоуны.
Выяснилось, что в присутствии клоунов гормон стресса у детей снижается. Когда он присутствует на процедуре, некоторым даже нужно меньше анестезии.
Это хорошо не только для пациентов, но и для больницы. Например, недавно я услышала такую историю. Кто‑то из персонала собирался увольняться, потому что устал от постоянного стресса на работе. Он шёл по коридору с заявлением в руках и вдруг увидел клоуна. Общение с ним разрядило обстановку и по новой замотивировало человека. Да так, что он прямо на месте разорвал бумагу об увольнении.
Это хорошо иллюстрирует то, что наша задача — помогать не только пациентам, но и медперсоналу, столкнувшемуся с профессиональным выгоранием.
Мы хотим встроиться в систему здравоохранения. Связываемся с клиниками, обговариваем график. Сначала врачи просто смотрят на нашу работу. Если им всё нравится, мы увеличиваем количество выходов в различные отделения.
Если 10 лет назад мы работали только с тяжелобольными детьми, то сейчас нас зовут и в травматологию, и в нейрохирургию, и даже в аллергологию. Причём не только к детям, но и ко взрослым.
Например, осенью 2021 года Евгений Ледин, руководитель центра химиотерапии в МЕДСИ, пригласил нас к своим пациентам в отделении взрослой онкологии. Изначально многие врачи были настроены скептически: «Просто позвали посмотреть». Но со временем они увидели, что персоналу и пациентам идёт на пользу общение с медицинскими клоунами.
В итоге мы стали сотрудничать на регулярной основе — договорились приходить не один раз в неделю, а три. А потом нас пригласили и в другие филиалы и отделения этой больницы.
Для того чтобы реализовать все наши планы, мы открыли первую всероссийскую школу медицинских клоунов. Эта профессия только на стадии формирования — её действительно нет в реестрах. Но в декабре наши студенты впервые получили диплом государственного образца, в котором было написано: «Медицинский клоун».
— А как вы сами пришли в эту сферу? Расскажите про свой карьерный путь.
— Ещё на втором курсе циркового училища я определилась со специальностью. Сначала пробовала жонглирование, степ, фокусы, но у меня ничего не получалось. Тогда мне посоветовали изучить клоунаду.
Мой педагог, Лев Георгиевич Усачёв, 30 лет проработавший в цирке, передал мне всю свою любовь к этому искусству и нежность по отношению к зрителю. Именно этот подход позже пригодился мне в больничных палатах.
Со второго курса я стала изучать и медицинскую клоунаду. А когда нам вручили дипломы, поняла: хоть мне и хотелось бы работать в цирке, в больницах я нужнее.
— Как бы вы могли сформулировать свою миссию?
— Я с опаской отношусь к таким словам. Назовёшь себя миссионером — на голове появится корона, которая будет мешать развиваться. Отвечу так.
В детстве я решила для себя: «Хочу быть актрисой. И чтобы люди, глядя на меня, смеялись и плакали».
Какое‑то время я переживала, что эта мечта не сбылась. Но потом поняла, что работать клоуном у меня получается лучше всего. Надо порадоваться и перестать думать о том, как могло бы быть.
Многим в больничной палате плохо: кто‑то не может поесть, кто‑то скучает по дому, кто‑то просто устал лечиться. А тут приходят клоуны и вместе с человеком проживают всё это в игровой атмосфере.
Я постоянно говорю: со мной можно не только повеселиться, но и погрустить или позлиться — сделать то, что сейчас важно. Ведь только прожив беспокоящую эмоцию, её получится отпустить.
Поэтому в каком‑то смысле моя мечта сбылась: я помогаю проживать эмоции. При этом делаю это бережно, чтобы ни сам человек, ни окружающие его люди и предметы не пострадали.
О выходах в больницу
— Можно ли назвать ваши встречи с пациентами выступлениями, как в цирке?
— Это сложно назвать выступлением. Оно может длиться очень разное количество времени в зависимости от больницы, отделения и состояния людей, с которыми мы работаем. Здесь нет чёткого плана: пришли, выступили и ушли. Поэтому мы называем это выходами в больницу.
— Вы работаете одна или в команде?
— Клоуны в больницах работают по парам. Вдвоём легче создать игру и родить взаимодействие, за которым пациенты будут наблюдать с интересом, даже если сами в нём не участвуют.
Кроме того, после выхода мы даём друг другу обратную связь, проговариваем, какие моменты были удачными, а где в следующий раз нужно быть чуть‑чуть повнимательнее и поаккуратнее.
Также мы делимся впечатлениями друг с другом. Каждый ребёнок — наш учитель. Клоуну в больнице пригодятся знания абсолютно по любой теме: спорт, современная музыка, конструкторы, куклы, мультфильмы и так далее. Мы делимся всей этой информацией друг с другом, чтобы обогатить опыт своих героев.
— Опишите, пожалуйста, как выглядит выход.
— Заходя в отделение, мы меняем свой человеческий облик на клоунский. Для этого обязательно наличие более яркого костюма, но опять же — аккуратного, деликатного, без кричащих кислотных цветов.
Идём к врачам в ординаторскую. Спрашиваем, кто из детей есть в отделении, сколько их, к кому можно зайти, а к кому — нельзя.
В каждую палату стучимся, спрашиваем разрешения войти, засовываем свои красные носы. Даже если родитель разрешает, а ребёнок — нет, мы уважаем выбор пациента и уходим, не настаивая.
Мы не устраиваем одно и то же представление в каждой палате, наша задача — увидеть то, что интересует конкретного ребёнка.
Может быть, у него на кровати лежит плюшевая игрушка, или он играет в компьютерные игры, или что‑то читает. Мы быстренько «сканируем» его так, чтобы он не заметил, и задаём наводящие вопросы: «Расскажи, пожалуйста, это твоя книжка с комиксами? А что ты там в телефоне делаешь?»
Бывает, что запросы мы обнаруживаем случайно. Например, был момент, когда мы зашли к ребёнку, начали с ним играть и увидели, что мама всё время понемножку его поит, подносит к губам бутылочку, к которой он практически не прикасается. Мы говорим: «Пойдём тоже попьём, а вам желаем продолжать это так же хорошо делать!» Мама даёт нам зацепку: «Вот видишь, даже клоуны говорят, что надо пить».
Видимо, в бутылочке было лекарство. Возможно, родители малыша именно так пытались уговорить его принять какие‑то таблетки. Поняв это, мы продолжили восхищаться удивительным умением ребёнка пить. В следующий раз, когда мы пришли к нему, то начали с этой истории: «Рассказали новым клоунам, как ты замечательно пьёшь. Они захотели увидеть это своими глазами. Можно мы посмотрим?»
Родителям бывает очень тяжело напоить и накормить детей или дать им таблетки. Мы стараемся считывать эти запросы по малейшим признакам и превращать их в игру. Например, когда видим, что еда в тарелке не тронута, всегда пробуем развить из этого историю.
Об общении и эмоциях
— Как вы говорите с детьми о болезни? Вид взаимодействия зависит от диагноза?
— Мы должны уметь работать с детьми с разными диагнозами. Если мы идём в отделение травматологии, то пациентам в нём нельзя прыгать и скакать. Если в отделение нейрохирургии, то нужно найти игры потише и поспокойнее, чтобы не перевозбудить деток. А бывает такое, что после химиотерапии ребята теряют зрение, и мы тоже это учитываем.
Мы знаем, как работать с детьми с разными диагнозами. Но наша задача — не говорить об их болезнях, а, наоборот, постараться отвлечь их с помощью игры.
Другое дело, если ребёнок сам заявляет: «Я болею, я упал случайно». В таком случае мы понимаем, что ему интересно поделиться этим, и не уходим от разговора, а поддерживаем его. Например, восхищаемся шрамом: «Ого! Ты, наверное, супергерой, спасал планету!»
— А чем различается общение со взрослыми и с детьми?
— Очень многим. Если дети в основном открыты к игре и сами её предлагают, то взрослые могут не захотеть в неё вовлекаться. Иногда им нравится просто смотреть, как мы общаемся с другими людьми.
Многие думают: работая клоуном в отделениях больниц, нужно быть эмпатичным, жалостливым, уметь показывать фокусы. Но на самом деле важно быть внимательным — понимать, нужен ли ты сейчас или тебе лучше быстренько исчезнуть, чтобы не быть для другого человека ещё одним раздражителем.
— Допускали ли вы ошибки на работе?
— Самая большая сложность профессии в том, что мы не можем допустить ошибку, которая навредит ребёнку. Таких я, наверное, вспомнить и не смогу. Потому что если бы я её совершила, мне было бы трудно простить себя и работать дальше.
Были мелкие недочёты — например, когда я забывала или путала имя ребёнка. Или видела перед собой подростка без волос и обращалась к нему как к мальчику, а потом оказывалось, что это девочка. Но во всех этих случаях я тут же извинялась: «Простите, пожалуйста, у меня сегодня невнимательный правый глаз! Постараюсь больше так не делать».
Страшный сон клоуна — сделать ребёнку больно.
Наша задача — стать ребятам другом за пять минут, но на всю жизнь. Сделать так, чтобы ребёнок доверился, открылся, понял, что мы безопасны и не навредим ему, не заиграемся так сильно, что забудем про него и его травму, не причиним ему новую боль.
— В чём у вас выражается профдеформация?
— Я постоянно смотрю в глаза. Мы учим этому на тренингах: первый контакт — контакт глазами, чтобы понять, уместен клоун в палате или нет.
— Какие эмоции вы испытываете, когда находитесь в палате с тяжелобольным ребёнком? Жалость под запретом?
— Если человек, который пришёл учиться медицинской клоунаде, испытывает жалость, мы ему аккуратно объясняем, что здесь это не актуально.
Ведь лучшее, что мы умеем, — жалеть самих себя. Когда это начинают делать со всех сторон, человек превращается в жертву обстоятельств. Тогда ради чего лечиться, просыпаться, принимать лекарства? Это нерабочая стратегия. Люди, которые жалеют сами себя, даже после выздоровления могут оставаться в страхе — вдруг всё начнётся опять?
Очень важно зайти в палату с чувством радости, интересом, любознательностью. Нужно видеть в людях людей, а не их диагнозы.
Конечно, иногда не обойтись без грустных эмоций, но проживаются они не в палате, а за её пределами.
Недавно я встретила женщину, которая сказала мне: «Вам привет от Вани (имя изменено. — Прим. ред.). Его нет уже 4,5 года. Но я помню вас. Вижу вас в интернете. Спасибо за то, что вы делаете!»
Наша героиня благодарит руководителя «ЛенЗдравКлоуна» Надежду Лауниц, Международный медицинский кластер и Фонд президентских грантов, которые помогли открыть Всероссийскую «Школу медицинских клоунов».
Если вы захотите узнать об этой профессии больше или поддержать некоммерческий проект, это можно сделать на сайте «ЛенЗдравКлоуна».
