Наши герои создали проект, который помогает взрослым окунуться в лагерную атмосферу и вновь вспомнить, каково это — ходить друг к другу в гости после отбоя, готовиться к Королевской ночи и ворчливо вставать на утреннюю зарядку.
«Продлёнка» существует уже два года. За это время были проведены четыре смены, каждая из которых длилась четыре дня. Всего в лагере побывало 400 человек, самому младшему из них 19 лет, а самому старшему — 56. Поговорили с организаторами о том, что стояло за созданием лагеря для взрослых, зачем люди туда приезжают и с какими эмоциями покидают его.
— Расскажите, как возникла идея создать детский лагерь для взрослых?
Соня: В 2019 году я, Катя и Илона отправились в санаторий в Подмосковье, чтобы хорошо провести время: потусоваться, потанцевать, сходить в баньку. Но столкнулись с Советским Союзом во плоти: никто не хотел работать, диджей уходил за 2 часа до конца его рабочей смены.
При этом нам самим не разрешали включать музыку. А когда мы со скандалом возвращали этого диджея, он специально ставил какие‑то ужасные треки, под которые мы не могли танцевать. Казалось, всё было устроено так, чтобы не дать нам отдохнуть.
В один из вечеров мы размышляли о том, что в подростковом возрасте было проще куда‑то уехать и гарантированно получить хорошие впечатления. Конечно, вспоминали детские лагеря. Это натолкнуло на вопрос: «А почему ничего подобного нет для людей нашего возраста?» Хотелось бы иметь возможность отправиться в такое место хотя бы на четыре дня, хорошо провести время и с кем‑то познакомиться.
Так мы поняли, что нужно делать лагерь для взрослых. Нас пытались отговорить от этой идеи: «Придётся бросить свою работу и посвятить всё время этому проекту, иначе ничего не получится». Но мы никого не послушали, и теперь у нас есть дело, которое помогло воплотить наши мечты в реальность.
Илона: Я вижу это немного по‑другому. Девочки познакомились в «Артеке», и именно там зародилась их дружба. Потом в компании появились новые ребята. А санаторий и фантастическая идея с организацией лагеря для взрослых — это просто то, что фундаментально нас всех связало.
Сейчас «Продлёнка» — это фестиваль борцов за дружбу (так мы называем компанию наших друзей). И к участию в нём мы привлекаем всех желающих. Мы открыты к знакомствам с любыми людьми, разделяющими наши ценности.
— Какие элементы детского лагеря вам хотелось включить в свой проект? По чему вы больше всего соскучились?
Катя: Когда мы думали о создании проекта, то, естественно, вспоминали свой опыт. Даже организовали стендап, посвящённый нашим лагерным историям.
Так мы поняли, что в детстве была важна игра с запретами: есть много правил и надо придумать, как их обойти, чтобы клёво потусоваться.
Это сейчас ты, взрослый человек, запросто можешь пойти купить пива или остаться на ночь у кого угодно. А в детстве, и особенно в лагерях, было очень много запретов. Важный элемент взросления состоит в том, чтобы научиться их обходить.
К нам приезжают люди разных возрастов. Самому младшему было 19, самому старшему — 56. И им может быть странно услышать: «Да, вчера ты был взрослым, сам зарабатывал и мог позволить себе всё что угодно, а сегодня тебе ничего нельзя».
Поэтому у нас много механик, которые погружают в атмосферу игры и детства. На территории лагеря якобы нельзя ни пить, ни курить. Но на самом деле суть в том, чтобы прятаться от нас, организаторов. Это мой самый любимый элемент игры!
Помню, как однажды вечером мы шли по территории лагеря с проверками, а «дети» от нас во все стороны разбегались, чтобы мы не увидели их после отбоя и не отругали. Игра в запрет и фантазии вокруг него — это очень важно.
У нас даже есть подборка самых классных отмазок, почему «ребёнок» сейчас не в палате. Среди них было: «Ой, а я лунатик».
Но мы никогда не переходим границ. Ругаем только так: «Третий отряд! Вы что, курите? Минус балл!» Ведь разница между нашим детским опытом и «Продлёнкой» всё-таки есть: взрослые более осознанны.
Соня: Я поняла, что в лагере для меня было важно почувствовать максимальную свободу вопреки ограничениям. Но это не о том, что можно делать что угодно: курить, пить, целоваться с кем попало. А о том, что можно быть кем угодно.
Лагерь избавляет от привычных ролей, снимает взрослые оболочки. Хочешь изображать обезьяну на концерте — изображай, хочешь пригласить мальчика на танец — приглашай.
Это то, что получают люди благодаря нашему лагерю. И меня очень радует, что от всего этого веет такой артековской свободой и счастьем.
Илона: То, по чему я так скучаю из своего лагерного опыта — сплетни. Там, вдалеке от дома, ты целый месяц слушаешь выдуманные истории о том, что произошло, или узнаёшь чужие фантазии о том, что могло бы произойти.
И на ближайшую смену есть идея поставить специальную коробку, в которую каждый может кинуть бумажку с концепцией любого бреда. А я, используя этот материал, потом буду импровизировать на тему «у кого с кем какие романы», «кто что задумал на ночь» и «какие мысли в головах у этих людей».
— Расскажите про распорядок дня в лагере.
Ваня: Я могу описать его как «ребёнок». Сначала — подъём, который многие просыпают. Особенно если до этого была какая‑то вечеринка и «дети» нашли «тайный бар» — он располагается на территории и про него организаторы якобы не знают.
После этого зарядка и завтрак. «Детям», которые вообще‑то в обычной жизни взрослые, непривычно, что их будят незнакомые люди и отправляют на разминку.
Дальше — разные активности. Расписание обычно очень плотное. После первой смены мы решили: будем составлять программу так, чтобы каждые полчаса было какое‑то мероприятие и «дети» не успевали думать ни о чём, кроме «Продлёнки».
Саша: Это могут быть занятия из нашего лагерного прошлого, которые мы ставим на новые рельсы. Например, на одной из смен мы устраивали тематическую ярмарку — мероприятие, где отряды соревновались в гостеприимстве. Они организовали комнаты, в которых придумывали задания друг для друга. В них оставался кто‑то из отряда, а остальные ходили по ярмарке.
И вот одна компания решила, что будет классно сделать БДСМ‑комнату. В ней можно было выпить медовую смесь с перцем с голой спины (по аналогии с текилой из пупка) или приказать специальному человеку выполнить какие‑то действия: похлопать, потопать.
Но основным занятием, поразившем всех, было следующее. Участника по согласию привязывали к стулу, закрывали ему глаза, и ведущий начинал с ним играть. Говорил что‑то вроде: «Я хочу, чтобы ты рассказала мне о своём самом сильном желании». И так далее. В общем, впечатления незабываемые, наверное.
А вот другая команда — тоже на ярмарке — сделала комнату для «восстановления девственности». Каждый желающий мог записаться к «врачу» — кстати, в жизни это реальная профессия человека — и получить от него «специальную медицинскую процедуру», заплатив несколько ё-коинов — внутренних монеток «Продлёнки». Так что даже те, у кого уже были дети, могли уехать от нас девственниками. (Смеётся)
Ваня: Также в первый день смены мы разводим костёр. Это очень важная часть знакомства между «детьми». Там мы играем в карточную игру с вопросами. Люди объединяются в случайные пары, каждый по очереди вытаскивает какой‑то вопрос из колоды и отвечает на него партнёру. Например, «Чего ты боишься?», «Чем ты гордишься?» и так далее. Вопросы мы придумали сами.
Мне кажется, когда взрослые люди обсуждают такие важные, но простые вещи, они потихонечку становятся настоящими детьми, которые не боятся быть честными и открытыми. Из них начинает выливаться любовь. Костёр для меня — одна из любимых частей программы.
А потом, в конце дня, — отбой. Он нужен для того, чтобы у людей была ещё одна игра с запретами. Помню, во время первой смены у нас была задача — пустить среди «детей» слух, что вечером после отбоя состоится дискотека, о которой организаторы якобы не знают. Но в тот день они так хорошо прочувствовали всю строгость девочек-«надзирателей», что побоялись идти наперекор их правилам.
В итоге в организаторском чате мы даже начали обсуждать, что пора ходить по комнатам и говорить: «Ребят, давайте уже выходить. Никто вас не заметит. Всё хорошо». В итоге я этим и занимался. Но некоторые так и не решились пойти на дискотеку.
— Расскажите, пожалуйста, про аудиторию лагеря.
Саша: Ядро — это люди 28–35 лет. Среди них — маркетологи, айтишники, креаторы, копирайтеры. В общем, творческие модники из Москвы, которые тусуются в «Ровеснике», Deep Fried Friends, «Радуге» или учатся актёрскому мастерству в Гоголь‑school.
Их всех объединяет открытость к новому. Например, самому взрослому человеку было 56, но он чувствовал себя комфортно. Думаю, для «Продлёнки» не так важно, сколько тебе лет и чем ты занимаешься. Важно, насколько ты открыт новому.
Катя: И очень здорово, что люди разных возрастов и профессий могут здесь сталкиваться. Поделюсь своей любимой историей на эту тему. На одной смене у нас было много тусовщиков, и они устроили отвязный рейв. В какой‑то момент к нам подошла участница постарше и сказала: «Вау, мне так понравилась эта музыка! Мой сын тоже слушает похожую».
Это круто, что, несмотря на свою разность, люди уезжают обогащённые новым опытом. Такие диалоги имеют большую ценность.
— Но разность людей также может приводить и к конфликтам между ними. Как вы их решаете?
Катя: Да, конфликты возникают, и это абсолютно естественно. Но для их разрешения у нас есть вожатые, к которым «дети» могут обратиться.
Саша: На зимней смене, например, произошло следующее. Люди строили снежные городки на время. После того как Илона сказала «Стоп», один отряд продолжил работу — начал прикреплять к строению бумажную снежинку. Это заметил человек из другой команды и пожаловался, что те читерят. А потом подошёл и порвал этот элемент декора.
Взрослые люди (одному 36 лет, другому — 34) стали обзывать друг друга из‑за порванной снежинки, как будто это был годовой проект, который нужно защищать перед руководством.
В тот момент и вожатые, и мы, честно говоря, растерялись и не понимали, что делать. Мужчины шли друг на друга. Это была реальная перепалка.
Но вожатые собрались, развели их в разные стороны и поговорили наедине и с тем, и с другим. Успокоили их. В итоге эти двое ребят потом подружились. По‑моему, даже танцевали вместе на финальной дискотеке.
Катя: Мы всегда предлагаем высказаться — объяснить другому, что ты чувствуешь. Но вообще, мне кажется: когда вокруг тебя так много всего хорошего, невозможно быть злюкой долго.
Ваня: Также многие конфликты быстро нивелируются на «свечке» — это общая посиделка отряда в конце дня, где каждый, держа в руке свечу, рассказывает о своих эмоциях и впечатлениях за сутки.
Во время этого человек очень раскрепощается. Он может сказать, что ему не понравилось, кто его обидел. Помню, как‑то раз участник даже заплакал от того, как сильно он расстроился. А на следующий день уже ходил счастливым, потому что ему удалось всё высказать и решить проблему.
— Ещё хотела поговорить про деньги. Какую выручку вы получаете с одной смены?
Саша: До этого мы никогда не делали ничего подобного, поэтому сначала было сложно предугадать конкретные риски.
В финансовом плане каждая смена проходит по‑разному. В первый раз мы ушли в небольшой минус, а на втором заезде смогли выйти в небольшой плюс благодаря бару и получили по 2 300 рублей. Это было очень приятно. Третья смена была самой успешной: каждый из нас заработал по 100 000 рублей. Но там, наоборот, бар понёс большие издержки.
Это уже неплохо. Но надо понимать, что смену мы делаем около полугода. А значит, в месяц получали бы по 20 000 рублей, если бы у нас не было никакой другой работы.
«Продлёнку» делать очень весело, но в минус мы не готовы работать. Поэтому если встанет вопрос: «Будем ли мы проводить смены за свои деньги?», то нас всех ждёт тяжёлый разговор. Но, надеюсь, этого не случится.
Соня: Да, нам сложно коммерциализировать «Продлёнку». Но у нас очень хорошая аудитория, которая всегда готова помочь.
На эту тему у меня есть история про бар. Им руководит Ваня и наши парни: мой и Настин. Мы работаем с их командой на аутсорсе. И у нас есть договорённость — раздельный бюджет. Потому что нам было бы тяжело следить ещё и за этим источником денег.
Так вот, в одну из смен, где было около 100 человек, ребята привезли четырёх барменов. Но к финалу дискотеки стоять (за стойкой и в принципе) мог лишь один человек — Юра, мой парень. Правда, и он стал выполнять свои функции не так хорошо, как планировал.
А под конец вообще выяснилось, что всю ночь у них был отключён терминал оплаты!
Люди просто прикладывали карты — и ничего не происходило. Деньги не списывались. В ту ночь все пили бесплатно. Наутро ребята сказали: «Ничего страшного, зато было весело».
Так как у нас был раздельный бюджет, по «Продлёнке» это не ударило. Тем не менее я предложила Юре написать в беседу смены: «Ребят, у нас не работал терминал оплаты. Если кто‑то помнит, что он пил, то может скинуть деньги. А то у нас недостача в 50 000 рублей».
И все действительно скинули! В итоге благодаря нашей понимающей аудитории бар не ушёл в минус.
Ваня: Кстати, когда мы создали этот «секретный бар», то долго не могли придумать для него название. Перебрали миллион вариантов. А потом увидели табличку, висевшую на двери у входа: «Осторожно, скользкий пол». И так его и назвали.
В первую смену наша финансовая система выглядела так. На стойке лежит тетрадь «Для ведения работ по падению на скользком полу». Когда люди что‑то покупают, то сами себя в неё записывают, а потом мы фотографируем этот список и в чате просим перевести необходимое количество денег.
И ведь ребята действительно вписывали себя в эту тетрадь, а потом всё оплачивали! Поэтому да, люди, приезжающие к нам в лагерь, очень понимающие и по‑настоящему с нами дружат.
— Сохраняется ли эта дружба после «Продлёнки»? Многие ли находят себе приятелей в лагере для взрослых?
Соня: Стопроцентно находят! И эти отношения продолжаются и индивидуально, и в отрядах. У одной компании, например, есть суперживой чат, где они до сих пор переписываются.
Первый месяц после окончания смены они каждый день проводили «свечку», на которой делились, как у кого прошёл день.
О себе тоже могу сказать: когда мы путешествовали по Турции, то заезжали в гости к девушке, которая была у нас вожатой. Мы с ней очень подружились и были рады встретиться вне «Продлёнки». Это классное чувство — видеть, как сообщество разрастается, а ты можешь на него опереться.
Илона: Ваня вообще нашёл свою любовь на «Продлёнке»!
Ваня: Да, за время существования лагеря у нас образовалось четыре пары, и моя среди них. Но сейчас я хочу рассказать легендарную историю про Виссариона и Анжелику — назовём их так. Они настолько сильно влюбились друг в друга в нашем лагере, что сейчас у них уже есть ребёнок — первый ребёнок «Продлёнки». Мы считаем, что они зачали его у нас, это наша заслуга. (Смеётся )
Соня: Ещё иногда к нам приезжают уже состоявшиеся пары, которые потом говорят, что это было прикольным опытом — жить в разных комнатах, для девочек и для мальчиков, и взаимодействовать в таком формате. По рассказам, после этого их отношения только укрепились. Но у нас нет задачи свести кого‑то друг с другом. Это происходит естественно.
Саша: Могу подтвердить это как «ребёнок», которым мне удалось побыть в первой смене. В нашей компании была такая дикая концентрация любви, дружбы, взаимопонимания и свободы, что меня просто таращило. После окончания смены я целую неделю плакала и грустила, что она кончилась.
Соня: Для меня также особенно ценны истории про трансформацию. Уезжая, люди часто пишут нам проникновенные письма. Например, про то, что приезжали на смену во время депрессивного эпизода, и лагерь помог из него выйти, пережить травматические события и снова почувствовать радость.