Как я всё бросил и стал волонтёром в Арктике

Гриша Покрас

Волонтёр «Зелёной Арктики», фотограф, автор Telegram-канала luhluv.

«Я решил, что пора что-то поменять»

Первый раз в качестве волонтёра в экспедицию в Арктику я поехал в 2013 году, когда мне было 27 лет. Тогда я работал в мерчендайзинговом агентстве, но не видел перспектив в этой сфере. К переменам меня подтолкнуло желание перезагрузиться и отвлечься от работы и городского ритма жизни. 

Я родился, вырос и прожил всю жизнь в Москве. География моих путешествий ограничивалась Азовским морем, Петербургом и ещё парой мест. Походная романтика, дикая природа, экспедиции — всё это раньше было для меня пустым звуком. Волонтёрством тоже не занимался. Но у меня всегда было любопытство к новому опыту и людям. Я думаю, что это качество и привело меня в дальние края.

Я решил, что пора что-то поменять, и понял, что хочу именно в экспедицию — туда, где обычные люди редко бывают. При этом я хотел быть полезен, а не просто ехать как турист. Начал смотреть в интернете, какие вообще бывают экспедиции, кем и куда можно поехать. Было много вариантов, где требовались учёные или инженеры, но у меня таких навыков нет.

И в итоге выбрал волонтёрскую экспедицию на Ямал, на остров Белый. Экспедицию инициировали власти региона. Набирали волонтёров и координировали их работу сотрудники Департамента международных и внешнеэкономических связей ЯНАО. Через год они же создали «Зелёную Арктику» — организацию, которая профессионально отбирает и обучает волонтёров, очищающих Русский Север от антропогенного мусора.

На рубеже 1920–1930-х годов СССР развернул масштабную программу по освоению и изучению Арктики. В заполярных воинских частях, научных стационарах и метеостанциях жили и работали десятки, а иногда и сотни человек. Все эти люди строили инфраструктуру, вели хозяйство: там были дома, техника, инструменты, бочки с топливом. Когда распался СССР, Россия переживала трудные времена. Денег не было не то что на развитие Арктики, но даже на банальную уборку. Поэтому до сих пор в Арктике осталось много антропогенного мусора. Сейчас волонтёры ездят, чтобы очистить острова от бочек, старых лопат, ржавых снегоходов и других артефактов. 

Отбор волонтёров проходит в несколько этапов. Сначала ты подаёшь заявку, по ней отбирают кандидатов, проводят с ними собеседования. Смотрят, какую пользу человек может принести, насколько он физически и психологически готов к поездке. Те, кто проходит дальше, собираются на тренировочные сборы, которые длятся 5–7 дней. Это походы, уроки от тренеров, командная работа, упражнения на выявление конфликтности. Потому что в экспедиции важно на берегу понять, могут ли люди взаимодействовать друг с другом. Был случай, когда человек из команды плохо шёл на контакт, был замкнутым, уходил один бродить по окрестностям. В итоге организаторы не брали его в экспедицию. Сейчас, насколько я знаю, обучающая программа стала ещё насыщеннее, а процесс отбора — тщательнее.

Все экспедиции проводятся за счёт спонсоров, это не бюджетные деньги. Нам оплачивали питание, проживание, перелёт до места. Предоставляли необходимое рабочее снаряжение: лопаты, ломы, кувалды, молотки, тачки и другие инструменты. Кроме того, нам выдавали рабочую спецодежду: тёплые бушлаты, шапки, защитные очки, резиновые сапоги. Кое-что мы привозили с собой. Например, средства личной гигиены, шерстяные носки, термобельё.

«Ощущение, что я попал в сказку»

В 2013 году после того, как мы прошли подготовку в Тюмени, нас отвезли в Салехард, а оттуда на вертолёте отправили в пункт назначения. Моя первая поездка была на остров Белый. Он находится за Полярным кругом в Карском море, недалеко от полуострова Ямал. Это край Земли, где есть только полярная гидрометеорологическая станция имени М. В. Попова. Постоянно там живут 2–3 человека и периодически приезжают с разными экспедициями учёные и волонтёры. Мы ездили летом, потому что зимой там всё покрыто снегом, сильнейшие метели, полярная ночь — работать невозможно. 

С первого дня у меня нарастал восторг, который разделяли и другие участники процесса. Средний возраст ребят из команды — около 27–35 лет, все энергичные романтики, искатели приключений. Это был очень яркий жизненный опыт, наша команда поймала синергию. С некоторыми ребятами мы стали друзьями, вместе ездили в другие экспедиции и до сих пор поддерживаем связь.

Всего я побывал в таких экспедициях пять раз: трижды на острове Белый и дважды на острове Вилькицкого. На обоих островах уборка уже закончена, теперь волонтёры осваивают другие местности. Первый раз прожил на острове 1,5 месяца, но заметил, что оптимальное время пребывания — три недели. Если больше, ты начинаешь чувствовать физическую и психологическую усталость, скучаешь по дому, рефлексируешь. 

Когда я приехал впервые, было ощущение, что попал в какую-то сказку и переживаю неимоверное чудо. Всё вокруг было в новинку: природа, климат, животные. Меня поразило многообразие жизни в Арктике. Лето здесь длится 1,5–2 месяца, за это время природа моментально вспыхивает вокруг тебя, пробуждаются звери и птицы.

В одну из поездок на острове было аномальное количество полярных сов. Ты видишь вдали белое пятно и думаешь, что это медведь. Подходишь чуть ближе — а это сова. Они там летали повсюду, почти как голуби у нас, только гораздо крупнее и красивее, — очень впечатляюще.

Конечно, временами было тяжело физически, но восторг всё же преобладал.

«‎Самое ценное на острове — это почему-то сгущёнка»

На Русский Север было много экспедиций, поэтому там уже давно обустроен быт. Но всё равно каждый год нужно расконсервировать дом, прибраться, очистить плесень. 

На этих северных островах с советских времён остались заброшенные постройки, из которых мы сделали себе жильё. В домиках, где изначально были голые стены, мы обустроили спальни и кухню с печкой. В разные годы там жили 25–30 человек. 

Электричество получали от дизельных генераторов. Вместо душа ставили баню. Для дров использовали доски из соседних заброшенных построек или распиливали деревья и ветки, плавающие в море и выброшенные на берег. 

Что-то приходилось возить с собой, например компактные отопительные печи. Что-то можно было найти на острове — там полно всяких ёмкостей и бочек. Из них легко соорудить купель или резервуар для воды. Мы брали с собой пожарные рукава и насосы, присоединяли их к озерцам и ручейкам и качали оттуда воду. Запасали в 200-литровых бочках и использовали её как техническую. А в трудные годы, когда было мало питьевой воды, кипятили и заваривали в ней чай.

Еду и питьевую воду мы привозили с собой на вертолёте. У него ограничен вес груза, поэтому в зависимости от количества людей в экспедиции мы брали разное количество еды. Иногда приходилось скрепя сердце оставлять почти все сладости. К тому же метеостанции обслуживает корабль, он ходит по северному побережью, развозит людей и провиант. Они тоже могут забросить дополнительную провизию. Бывало, что из-за шторма корабль задерживался, и мы сидели почти без еды несколько дней. В таких случаях выручал начальник метеостанции Николай Иванович Никонов, золотой мужик. У него были запасы, которыми он делился с нами. 

Самое ценное на острове — это почему-то сгущёнка. Странно, что в жизни её особо никто не ест, а там она прямо деликатес. Если кто-то из участников экспедиции умеет готовить и может сделать из подручных продуктов торт — это восторг. На завтрак обычно ели кашу, чаще овсяную или рисовую, бутерброды с сыром или просто с маслом. Пили чай или кофе со сладостями — печеньем, шоколадом. На обед был суп. На второе — гречка, макароны или рис с тушёнкой из говядины или оленины. Если удавалось поймать рыбу, была уха и жареная рыба. На ужин — та же гречка, макароны или рис с мясом, овощной салат, чай и сладости.

Из овощей у нас были лук, чеснок, капуста, морковка. Мы брали с собой огурцы и помидоры, но съедали их в первые дни, потому что они быстро портятся. Хлеб делали в хлебопечке, которую привозили с собой, поэтому он всегда был свежий.

В некоторых экспедициях у нас были армейские индивидуальные рационы питания (ИРП), или сухпайки. В них мясо с гарниром, паштет, галеты, плавленый сыр, шоколад, растворимый кофе, чай, повидло и другие полезные мелочи. Если кто-то не хотел есть то, что приготовили на обед или ужин, он брал еду из рациона.

«Работа пять дней в неделю по 8 часов»

Стандартный распорядок дня в экспедиции близок к обычным рабочим будням: мы работали пять дней в неделю с 9 до 18. Подъём в 7:30–8:00, важно позавтракать перед работой, чтобы были силы. После завтрака мы собирались на построение и группой шли работать. В 10:30 и в 16:30 обязательно пили чай. В 12:00 — обед. 

Наша работа — убирать мусор на островах. Организаторы и руководители экспедиции заранее составляли план на сезон. Задачи распределялись по дням, исходя из текущих условий: погода, наличие необходимого оборудования, состояние коллектива, активность белых медведей, форс-мажоры. Отряд волонтёров из 25–30 человек делили на небольшие группы. В каждой назначали ответственного. Как правило, это был один из руководителей или опытный волонтёр, для которого такая экспедиция не первая.

Мы убирали заброшенные территории метеостанций и воинских частей. Главным принципом было рассортировать и локализовать загрязнения, то есть собирать в отдельные компактные кучки разные типы мусора: дерево к дереву, железо к железу. Отдельно складывать пустые бочки, отдельно — бочки с топливом. Это тяжёлая и грязная работа.

Собранный волонтёрами мусор поступал к команде рабочих, у которых есть разрешения на работу с электроинструментами и техникой. Они резали крупный металлолом, плющили бочки специальным прессом, переливали топливо в большие ёмкости и перевозили весь этот мусор на берег острова. Раз в несколько лет к островам подходил сухогруз, вставал на якорь и отправлял баржу к острову. Весь мусор перегружали на сухогруз и отправляли на перерабатывающие заводы. Деньги от сдачи металлолома шли на благотворительность.

Дни экспедиции проходили в работе. После неё был ужин и свободное время. Кто-то играл в футбол или дартс, кто-то читал, гулял. Если у кого-то были экспертные знания, он мог читать лекции, например про освоение Арктики. Нет такого, что каждый день ты делал одно и то же и скучал, мы всегда придумывали разные активности.

Благодаря экспедициям я увлёкся фотографией. В первую поездку взял обычную старую плёночную мыльницу, и мне так понравилось фотографировать, что потом я купил себе хороший фотоаппарат и возил с собой. Съёмки занимали у меня много времени. 

Бывали и всякие приключения. Однажды на острове Вилькицкого мы нашли заброшенную деревянную лодку, которую долго раскапывали. В конце концов выяснилось, что это кунгас полярного конвоя БД-5 1944 года. Тогда корабли везли полярников, их подбила немецкая подлодка. Около половины экипажа погибла, корабли затонули. Это была крупнейшая трагедия в истории внутренних полярных конвоев за Вторую мировую войну. Погибший конвой давно ищут, а мы случайно нашли эту лодку. Приехала криминалист из Москвы, специальная группа, которая нашла останки людей в этой лодке. Их похоронили на острове. Это была сумасшедшая история.

«Каждый поход в туалет — это саспенс»

Иногда жизнь в Арктике бывала и страшной. Самый главный источник беспокойства там — белые медведи. Мы видели их каждый день. Сначала это шокирует, а потом начинаешь к ним привыкать. Доходит до того, что ты пьёшь чай на кухне, а за окном бродит мишка. 

Присутствие медведя — это всегда риск. Нас инструктировали, как себя с ними вести. Например, не ходить по одиночке. В 2013 году туалет у нас был на улице, и когда идёшь туда по темноте — это настоящий саспенс. В Арктике ты всегда должен смотреть по сторонам, в любой момент медведь может оказаться у тебя за спиной. Они как кошки — тихие и любопытные, ты можешь его даже не заметить. Столкновений нос к носу с ними не было, слава богу.

Зато была история — мы спасли медвежонка. Напротив нашего дома часто гуляла медведица с малышом. В один из дней мы заметили одного медвежонка, который просто лежал. Он почти не двигался больше суток, мы наблюдали за ним в бинокль и поняли, что он ранен. А мамы рядом нет. Медведицы почти никогда не бросают детёнышей, поэтому её, скорее всего, убили браконьеры. Мы начали решать, что делать, созванивались с организаторами, с заместителем губернатора ЯНАО. Для нас это был серьёзный вопрос: с одной стороны, спасти животное означало вмешаться в ход событий в дикой природе. Медведь никогда бы уже не смог вернуться в естественную среду обитания. С другой стороны, если его не спасти, он погибнет. 

Замгубернатора сказал однозначно спасать малыша. Мы сколотили ящик, чтобы его туда погрузить, и отправились к медвежонку. Он почти не реагировал, у него уже не было сил отбиваться от людей. Обустроили для него одно из соседних заброшенных зданий, приносили ему еду, воду, давали антибиотики. Он оклемался немного, стал на нас рычать. Мы назвали его Сэрику в честь духа Сэр-ңо ирико (Белый старик), которого ненцы почитают как покровителя острова Белый. В это время наши организаторы бросили клич о помощи по своим каналам, и отозвался пермский зоопарк. Они прилетели на вертолёте, взяли у мишки анализы и забрали его с собой. Он до сих пор живёт в зоопарке в Перми, у него есть жена Милка и родился свой медвежонок.

«‎Уборка — это метафора наведения порядка внутри себя»

Когда я вернулся из экспедиции и начал про неё рассказывать, мне казалось, что все мечтают съездить туда. А на самом деле мало кто по-настоящему готов принять участие в подобной экспедиции. Лично мне кажется, что это очень важный проект. Логично: если ты намусорил — приберись. Да, это сделали не мы, но наши предки. Мы в любом случае несём за это ответственность. 

Ещё есть такой момент: когда прибираешься, в голове проясняется. Уборка — это метафора наведения порядка внутри себя. Ты много и тяжело работаешь, у тебя нет времени отвлекаться на рефлексию и дурные мысли. Это отличный путь самопознания.

У многих, кто принимал участие в этих экспедициях, жизнь стала более организованной, они смогли достичь своих целей. Убираясь, ты делаешь что-то хорошее для природы, для себя нынешнего и будущего. Там я научился решать задачи в стрессовых ситуациях, работать в коллективе, лучше понимать людей. Это мне потом помогало в работе. 

Потом у меня уже не было возможности ездить в Арктику, хотя очень тянет. Сейчас я живу в Израиле, но моя сокровенная мечта — ещё хоть раз побывать на острове Белый. Мне кажется, если я приеду туда, то заплачу.

Некоторые думают, что это сумасшествие — ехать в какой-то дискомфорт, в холод, в такую даль. К тому же тратить целый отпуск на эту поездку. А для кого-то это то, что нужно. Моё отношение ёмко описал начальник полярной метеостанции имени Попова на острове Белый, Николай Иванович Никонов. Мы с ним стояли вечером на берегу: вокруг тундра, дикая природа, сумерки, небо черничного цвета, блики заходящего за горизонт солнца подсвечивают водную гладь. И у него прямо слеза катится по щеке, он говорит: «Ну и как это всё не любить?!»